– И кто же населял ту империю? – спросил Кетрик.

– Пикты, – ответил Таверел. – Без сомнения, люди, которых позже называли «дикими пиктами Гэллоуэя», преимущественно были кельтами – как результат смешения гэлов, валлийцев и, возможно, тевтонов. Взяли ли они свое имя у той, более старшей расы, или же, наоборот, по их имени стали называть древних – этот вопрос еще предстоит решить. Но когда фон Юнцт говорит о пиктах, он имеет в виду невысоких, темнокожих, поедающих чеснок людей средиземноморских кровей, которые принесли в Британию культуру неолита. Фактически о первых поселенцах этой страны, от которых пошли истории о духах земли и гоблинах.

– Не могу согласиться с последним утверждением, – возразил Конрад. – Эти легенды приписывают своим персонажам нечеловеческий облик и уродства. А в пиктах не было ничего, что могло бы вызвать такие ужас и отвращение у людей арийского типа. Мне кажется, что средиземноморской расе предшествовали люди монголоидного типа, чье развитие было весьма низким, и эти истории…

– Все верно, – вклинился Кирован, – но я едва ли поверю, что в Британии они предшествовали пиктам, как вы их называете. Мы находим легенды о троллях и гномах повсюду на континенте, так что я склонен полагать, что и средиземноморцы и арийцы принесли эти легенды с собой на острова. Эти ваши ранние монголоиды должны были выглядеть совсем уж не по-человечески.

– Во всяком случае, – сказал Конрад, – вот кремниевый молот, который так и не удалось классифицировать. Его нашел шахтер в Уэльсе и отдал мне. Очевидно, что это не обычная находка периода неолита. Смотрите, какой он маленький по сравнению с большинством орудий того века; почти как детская игрушка. И при этом удивительно тяжелый – таким, без сомнения, можно нанести смертельный удар. Я сам приделал к нему рукоять, и вы не поверите, насколько трудно было вырезать ее нужной формы, чтобы обеспечить соответствующий этому орудию баланс.

Мы осмотрели вещицу. Она была хорошо сделана и отполирована, подобно некоторым другим образцам периода неолита, что я видел. И все же, как и сказал Конрад, она странным образом отличалась от них. Малый размер молота вызывал какое-то тревожное ощущение, поскольку он не выглядел игрушечным. Напротив. Он был столь же зловещим, как и ацтекский кинжал для жертвоприношений. Конрад изготовил дубовую рукоять с редким мастерством – он ухитрился придать ей ту же необычную наружность, какой обладал и сам молот, и даже скопировал искусство того примитивного времени, зафиксировав головку на рукояти при помощи полосок сыромятной кожи.

– Ничего себе! – Таверел сделал неуклюжий взмах в сторону воображаемого врага и чуть не расколол дорогую вазу династии Шан. – Баланс у этой штуки совершенно смещен; мне пришлось менять технику, чтобы сохранить равновесие.

– Позвольте взглянуть, – Кетрик забрал у него молот и долго возился, пытаясь разгадать секрет правильного хвата. Наконец, несколько раздраженный, он высоко замахнулся и нанес тяжелый удар по щиту, что висел тут же на стене. Я стоял рядом и успел увидеть, как проклятый молот изогнулся в его руке, словно живая змея, и рукоять вывернулась из ладони. Я услышал встревоженные предостерегающие крики, а потом молот ударил меня в голову, и пришла тьма.

* * *

Чувства медленно возвращались ко мне. Сначала было размытое ощущение слепоты и полного отсутствия знания о том, где я или кто я. Затем пришло смутное осознание жизни и бытия, и ощущение чего-то твердого, прижатого к моим ребрам. Потом туман развеялся, и я полностью пришел в себя.

Я лежал на спине, наполовину скрытый каким-то подлеском, а моя голова жестоко пульсировала болью. Кровь запеклась у меня в волосах, словно с меня пытались снять скальп. Но когда я осмотрел свое тело, одетое лишь в набедренную повязку из оленьей кожи и сандалии из того же материала, то не обнаружил других повреждений. А то, что столь неприятно вдавливалось в ребра, оказалось моим топором, на который я упал.

Теперь мои уши различали отвратительные звуки, и сознание окончательно прояснилось. Шум слегка напоминал какой-то язык, но не из тех, к каким привычны люди. Скорее это напоминало повторяющееся шипение многочисленных крупных змей.

Я посмотрел вперед. Я находился в большом и сумрачном лесу. Поляну затеняли ветки, так что даже при дневном свете здесь было очень темно. Да, лес был мрачный, холодный, молчаливый, громадный и будил суеверный страх. Я смотрел на поляну. И видел следы бойни.

Там лежало пять человек – во всяком случае, то, что некогда было пятью людьми. Когда я заметил на телах отвратительные увечья, на душе стало муторно. А вокруг собрались… твари. Они были чем-то вроде людей, хотя я и не счел их таковыми. Невысокие и коренастые, с широкими головами, слишком большими для их костлявых тел. Волосы свисали тонкими длинными прядями, а широкие квадратные лица украшали плоские носы, мерзко косящие глаза, тонкие прорези ртов и заостренные уши. Они носили шкуры животных, как и я, но не выделанные, а просто грубо накинутые на тела. С собой у них были маленькие луки и стрелы с кремниевыми наконечниками, кремниевые ножи и дубинки. И эти существа общались между собой на наречии, столь же мерзком, как они сами – шипящий язык рептилий, наполнивший меня ужасом и отвращением.

О, как я ненавидел их! Пока я лежал там, мой разум заполняла раскаленная добела ярость. Теперь я вспомнил. Мы охотились – шесть подростков из Народа Меча, и забрались далеко в мрачный лес, которого наши люди обычно сторонились. Устав от погони, мы остановились передохнуть; мне выпала первая очередь сторожить, потому что в эти дни нельзя было спокойно спать, не выставив караула. Меня захлестнули стыд и отвращение – я заснул и предал товарищей. И теперь они лежали, иссеченные и обезображенные, убитые во сне тварями, которые никогда не осмелились бы бросить нам честный вызов. Я, Арьяра, предал оказанное доверие.

Да, я вспомнил. Я заснул, и посреди грез об охоте в моей голове разорвались искры и пламя, а я погрузился во тьму, где нет видений. И вот расплата. Те, что подкрались из густого леса и оглушили меня, не стали задерживаться, чтобы добить беспомощного врага. Возможно, сочтя меня мертвым, они поспешили свершить свое грязное дело, а возможно, обо мне просто забыли на время – я находился в стороне от остальных и лежал, полускрытый какими-то кустами. Но скоро они вспомнят, и тогда я больше не буду преследовать зверя, не будут исполнять плясок охоты, любви и войны, не увижу больше плетеные хижины Народа Меча.

Но у меня не было желания бежать к моему племени. Стоит ли возвращаться с историей о моих бесчестье и позоре? Стоит ли слушать слова презрения, которые обрушит на меня племя, смотреть, как девушки пренебрежительно указывают пальцами на того, кто заснул и обрек своих товарищей на ножи мерзких тварей?

Слезы обожгли мне глаза, а в груди и мозгу медленно разгоралась поднимающаяся ненависть. Никогда мне не носить меч воина. Я никогда не восторжествую над достойным врагом, и не настигнет меня славная смерть от стрелы пиктов, или топора Волчьего Народа или Народа Реки. Я умру от рук тошнотворных отбросов, которых пикты давным-давно оттеснили в лесные логова, точно крыс.