Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Похоже, я пошла не туда. Нужно найти телефон.
Я вернулась в холл. Поперек лестницы был протянут красный шнур с табличкой «Вход воспрещен». Видимо, чтобы посторонним не пришло в голову вторгнуться на половину хозяев.
Вы меня знаете. Если я вижу бархатный шнур, значит, должна очутиться по нужную от него сторону. Я проскользнула под шнуром и поднялась наверх. Может, там есть кабинет с телефоном.
На верхней площадке меня встретил длинный, изрезанный дверями коридор. Я открыла первую. Внутри стояла старинная кровать, задрапированная китайским шелком с оборками. Я скользнула в спальню. За драпировками скрывался маленький портрет девушки, увитый цветами. Картина очень походила на Фрагонара в музее Фрика. Возможно, подлинник! Спать под Старым Мастером — вполне в стиле богатого британского лорда.
Последней комнатой оказалась величественная просторная библиотека. Я немедленно отправилась туда. Уж там-то наверняка есть телефон! Так хочется добраться до дома!
Дальняя стена была уставлена полками с книгами в кожаных переплетах, а над громадным мраморным камином висел итальянский пейзаж. Судя по маленькому золотому ярлычку под ним, это был Каналетто.
Не понимаю, просто не понимаю! И это англичане, которые вечно распространяются о расточительности американцев! А сами живут так, словно выиграли миллион в Лас-Вегасе!
В другом конце комнаты темнели рояль, уставленный старыми черно-белыми фамильными фотографиями, и большой письменный стол орехового дерева, заваленный бумагами. И тут я наконец-то увидела старомодный телефонный аппарат, выглядывавший из завалов. Подойдя к столу, я подняла трубку и, пока набирала номер родителей, заметила маленькую овальную золотую коробочку для пилюль, с эмалевой миниатюрой, изображавшей батальную сцену. Я машинально взяла ее, рассмотрела усыпанный драгоценными камнями замочек. На столе валялись еще несколько табакерок и безделушек. Говорю я вам, у британцев лучшие безделушки в мире, и тут спорить не о чем.
Телефон звонил и звонил. Почему никто не поднимает трубку?
— Чем могу помочь? — спросил голос с английским акцентом.
Я подскочила и выронила трубку. За спиной стоял сгорбленный старик с изборожденным морщинами лицом. Он и сам выглядел как антикварная древность. На нем были потертый черный пиджак и полосатые брюки. Хорошо сознавать, что есть люди, до которых «Джей Кру»[76]никогда не доберется!
Не желая, чтобы он увидел у меня коробочку, я судорожно сунула ее в карман. Позже положу на место.
— О, привет! — выдохнула я. — Кто вы?
— Я дворецкий семейства Суайров. Что, позвольте спросить, вы здесь делаете?
Он подозрительно оглядел меня, с неодобрением уставившись на мои грязные босые ноги.
— Понимаете, моя машина сломалась на дороге, и я искала телефон, — нервно пояснила я, поднимая трубку с пола. — Мои мама и папа живут в Олд-Ректори.
— Я должен уведомить лорда Суайра. Подождите здесь. Дворецкий покинул комнату, прикрыв за собой дверь.
Я услышала, как повернулся в замке ключ. Боже, он вообразил, будто я воровка или что-то в этом роде. Я взяла трубку и снова позвонила домой. На этот раз ответили после первого же звонка.
— Ма?
— Хо-хо! Как ты, пижонка?
— Джулия? — выдохнула я.
— До чего же здорово оказаться в британской глуши, хотя все англичане, которых я встретила в Лондоне, меня пугают. Представляешь, эти люди понятия не имеют, кто такая Барбара Уолтерс[77], и о многом другом. Как ни странно, но я у твоих родителей.
А как насчет нашей ссоры? И тайного романа Джулии?
— Приехала на день рождения папочки? — удивилась я.
— Не только! Не поверишь, но я прилетела на примерку свадебного платья. У самого Александра Маккуина! Но тут позвонила твоя ма и убедила меня посетить дурацкую вечеринку твоего папаши.
— Ты выходишь замуж? За кого?
— За Генри Хартнетта. Никогда не угадаешь, что произошло! После книжного клуба он пригласил меня на «Беллини», и с тех пор мы вместе. Я бросила остальных бойфрендов, даже бедняжку Тодда. Генри такой лапочка и так богат, это что-то. Словом, он и есть «Хартнетт Стал», но ужасно этого стесняется. И считает меня жутко забавной. Ты не представляешь, сколько у нас общего. Где ты, черт возьми? Мы все тебя ждем. Кстати, заметила, я снова с тобой разговариваю и совершенно простила тебя за все?
Нужно отдать должное Джулии: при всей своей избалованности она поразительно великодушна к проступкам подруг. Так мило с ее стороны. Она настолько незлопамятна, что физически не способна таить обиду дольше нескольких дней.
— Поздравляю! Скажи папочке, что я в замке. Пусть он за мной приедет.
— Так ты совсем рядом? О Господи, я так завидую тебе! Говорят, там сногсшибательные интерьеры! Или все так же гнусно, как в Букингемском дворце? Я слышала, что у королевской семьи отвратительный вкус.
— Джулия! Позови папу! Моя машина сдохла, и я вломилась сюда, чтобы позвонить, а теперь меня приняли за воровку.
— У них правда повсюду дельфтский фаянс и лакеи?
— Джулия!
— О'кей, пижонка, я ему передам. Кстати, свадьба назначена на четырнадцатое июня будущего года. Ты — подружка невесты, так и знай.
Я положила трубку. Джулия помолвлена? И даже назначила день свадьбы? Почему обрученные не понимают, как неприятно одиноким людям слышать о подобных датах? Им и без того не слишком весело живется. И потом, все это так внезапно! Надеюсь, она знает, что делает!
Я подошла к двери и безуспешно подергала ручку, но в конце концов сдалась и уселась на маленькую, обитую гобеленом оттоманку у двери. И тут до меня донеслись голоса. Я насторожилась и приложила ухо к замочной скважине, но различила только отдельные слова: «…говорит, что машина сломалась… похожа на цыганку… одежда ужасно грязная… возможно, одна из тех забитых матерей-одиночек из Убежища… даже туфель нет…»
Я оглядела свою замусоленную одежду и грязные ноги. До чего все это грустно! А ведь когда-то я была воплощением гламура! Лиз Харли никогда бы не позволила себе так опуститься за время короткой поездки в деревню!
— …должно быть, вломилась… я вызвал полицию. Очень сожалею, сэр.
Полицию?
Я заколотила в дверь, отчаянно вопя:
— Эй! Выпустите меня отсюда!
Через пару минут в двери повернулся ключ. Убеждена, вы не поверите, что было потом! Все равно как если бы Майкл Джексон поклялся, будто в жизни не делал пластических операций или чего-то вроде того. В комнату вошел дворецкий, и даю слово, что не сочиняю ни капли: за ним следовал Чарли Данлейн. Вот в чем беда с этими одноразовыми приключениями: воображаешь, будто хочешь видеть его снова, но если это происходит, кривишься от омерзения, особенно представив, что когда в последний раз говорила с ним по-человечески, его голова находилась в том же самом месте, что и голова Чеда много лет назад. И что всего отвратительнее: Чарли выглядел просто лапочкой. Супер! Он был в своей ЛА униформе: потертые вельветовые штаны и майка.