Вот уже третьи сутки мы были вместе. Бродили по улице Горького (тогда она ещё не была Тверской) и Никитскому бульвару. Ужинали в ресторане «Белый лебедь» на Чистых прудах. К этому ресторану у Светланы всегда было особое отношение. Думаю, что со временем она планировала стать его хозяйкой. В этом не было ничего удивительного. То, что для других могло быть только мечтами, для неё было лишь очередной ступенькой на пути к поставленной цели. Она была фантастически целеустремлённой девушкой. Находила время для театров и музеев, для занятий спортом и поездок по всему свету. И даже для меня.

Мы целыми днями были вместе, на ночь она оставалась у меня. Просто удивительно, как умудрялись мы не надоесть друг другу за это время. Ведь даже самые близкие люди должны иногда отдыхать от своих любимых. Но мы были вместе всего лишь три дня. И несколько лет до этого. За эти годы мы не могли надоесть друг другу. Ведь мы не были влюбленными. Мы были обычными сиамскими близнецами. Такими разными, такими непохожими! У каждого из нас была своя жизнь, своя судьба. Мы могли дышать и жить по отдельности. Но не очень долго. Что-то незримое и удивительное связывало нас неразрывными узами. Без которых мы могли дышать, но не могли чувствовать запах травы и цветов. Могли жить, но не могли летать.

Наверное, со стороны это выглядело очень забавным, как двое совершенно слепых и глухих влюблённых бродили по вечерним улицам. Они не видели и не слышали ничего вокруг. Только друг друга. Мир вокруг растворился и исчез. Остались только глаза любимой. Сон смешался с явью. И я не знаю, во сне ли, наяву, я ежеминутно поправлял её локоны, гладил плечи, целовал её ладони и кончики пальцев. Я был счастливейшим из смертных — это было наяву.

Трое суток. Четыре тысячи триста двадцать минут бесконечного восторга и счастья. Для окружающих прошло всего семьдесят два часа. Для нас целая вечность. Обычно последние часы перед разлукой пролетают до обидного быстро. Для нас время не существовало. Оно не могло лететь быстро или медленно. Его просто не существовало. Как не существовало ничего в этом мире. Кроме нас двоих. Мы прожили вместе долгую и счастливую жизнь. Целых семьдесят два часа. И целых семьдесят два часа мой мир был пронизан волшебной музыкой самого светлого во вселенной имени. Света, Светлана, Светлячок.

Но время шло. Оно не зависело от нас и наших желаний. Сегодня вечером Светлана улетала на целую неделю на какой-то джазовый фестиваль в Швейцарию. Ей нужно было немного отдохнуть перед дальней дорогой. Поэтому я не стал будить мою маленькую девочку. Ведь нет в этой жизни более страшного преступления, чем будить спящих детей. На журнальном столике оставил короткую записку:

«Милый мой Светлячок! Ты — самое большое сокровище в моей жизни. Мне будет очень не хватать тебя. Но я буду думать о тебе, ждать и надеяться на скорую встречу. Бесконечно любящий тебя Дракон».

Я не представлял, как смогу прожить без неё целую неделю?! Но у меня тоже были какие-то дела до обеда. Я взял большую спортивную сумку. Она была собрана заранее. Спустился на лифте вниз. У подъезда меня ждало такси. В аэропорту Домодедово у военного коменданта лежал авиабилет на моё имя до Ташкента. Сегодня мне нужно было быстренько слетать на войну. Хотелось верить, что «быстренько» — это только до обеда. А после этого можно будет вернуться домой. К своей любимой девушке. Но до моего возвращения из Афганистана было ещё больше года. И это было очень грустно.

Четыре дня назад меня выписали из госпиталя имени Бурденко. Я рассчитывал на небольшой отпуск по ранению, но на следующее утро в телефонной трубке раздался знакомый голос. Просьба прозвучала как приказ. Через три дня мне предстояло вернуться в Афганистан.

Вынужденный приезд в Союз вызвал двойственное чувство. С одной стороны — бесконечный восторг от встречи со Светланой. С другой — абсолютное непонимание событий, происходящих в стране. В Афганистане все было просто и понятно. Вот друг, вот враг. То, что происходило в Союзе, было неожиданным и странным.

В стране шел тысяча девятьсот восемьдесят седьмой год. Вокруг говорили о какой-то непонятной перестройке. В воздухе витало ощущение свободы и радужных надежд. Полки магазинов были фантастически пусты. Народ митинговал, шумел, волновался. И никто не хотел работать.

В первый же день после моей выписки из госпиталя, пока Светлана «наводила красоту» у своего личного парикмахера, я съездил в гости к родителям своих разведчиков Игоря Цепляева (в поселок Удельное) и Ильи Третьякова (они жили недалеко от Преображенской площади). Мы посидели за чаем. Я рассказал, что служим мы в столичном полку. Служба не очень сложная. И совсем не опасная. Поблагодарил родителей за то, что они воспитали замечательных ребят. Илья просил привезти из дома какие-то учебники (для подготовки к вступительным экзаменам — после окончания службы он собирался поступать в университет). Но его мама кроме книг пыталась передать еще и трехлитровую банку варенья. Да, в Союзе смутно представляли, что такое Афганистан. Или не представляли вовсе. Наверное, мне было бы трудно объяснить ей, что я едва ли смогу довезти это варенье до Кабула. Хорошо еще, что Лилия Сергеевна все поняла сама и больше не настаивала…

Я вернулся в полк. За прошедшие два месяца в нем многое изменилось. Уехал по замене в Дальневосточный военный округ начальник штаба полка Руслан Аушев. В первом батальоне после моего ранения начальником разведки назначили старшего лейтенанта Олега Монастырёва. И на первой же боевой операции очередью из крупнокалиберного пулемета ДШК ему оторвало руку. Мой разведчик Олег Кононенко вынес его из-под обстрела. Семеро ребят получили тяжелые ранения и контузии. Должность начальника разведки первого батальона снова была вакантна.

Пока я был в полку, ко мне несколько раз приходили мои бойцы. Замкомвзвода сержант Валера Тарыгин, командир отделения сержант Андрей Куценко, разведчик Илья Третьяков. Просили принять разведвзвод. Почему-то в полку сложилось мнение о том, что я приносил разведчикам удачу. За все время службы в Афганистане среди моих подчинённых действительно не было ни одного раненого или убитого. Но это, скорее всего, было лишь обычным везением, а не моей заслугой. Моих бойцов такие тонкости мало интересовали. Им просто надоели потери. (А в первом разведвзводе они случались довольно часто). Ребятам хотелось спокойно дослужить до увольнения в запас. А может и просто выжить. И они почему-то верили, что под моим командованием у них это получится.

Я был не против. Хотя прекрасно понимал, что так срочно меня вызвали в полк совсем не для того, чтобы я принимал какие-то разведвзвода. Мои сомнения развеял командир полка. Кроме должности начальника разведки первого батальона вакантна и должность начальника разведки второго батальона. А также должность командира моей шестой роты. Меня готовы поставить на любую. Но есть распоряжение начальника штаба армии генерала Грекова, я должен вернуться на Тотахан.

Кто бы сомневался?! Только Тотахан мог вызвать меня из отпуска. Точнее не сам Тотахан. Тотахан был всего лишь небольшой горкой с отметкой 1641 метр в провинции Парван под Баграмом. Но у его подножия в кишлаке Калашахи проживал Шафи. Мой учитель и агентурный контакт. Именно ему я мог понадобиться. И только он мог так срочно вызвать меня из Москвы.