— Какую ставку?

— Ту, которую мы заключили на поезде в Небраске, — сказал я. — Ты сказал, что Уоллес не получит больше 300 делегатов… Но у него уже есть 317, и я хочу получить свои деньги.

Он покачал головой.

— Кто сказал, что они у него есть? Ты cнова читал New York Times?

Он усмехнулся и посмотрел на Уикера, который сдавал карты.

— Давай дождемся съезда, Хантер, тогда все может быть по-другому.

— Ты свинья, — пробормотал я, направляясь к двери с бумагой. — Я много раз слышал о том, что кампания Макговерна в конце концов станет бесчестной, но до сих пор никогда в это не верил.

Он засмеялся и снова переключился на игру.

— Все ставки выплачиваются в Майами, Хантер. Когда мы будем подсчитывать шарики.

Я печально покачал головой и вышел из комнаты. «Господи, — думал я, — эти ублюдки выходят из-под контроля. До “дня икс” в Калифорнии осталась еще неделя, а пресс-люкс Макговерна уже выглядит как в День Джефферсона — Джексона»[88]. Я оглянулся на толпу за столом и понял, что никого из них не было в Нью-Гэмпшире. Это была совершенно другая толпа. Первые несколько недель кампании в Нью-Гэмпшире разительно отличались от происходящего теперь в Калифорнии. Трудно было поверить, что это все та же кампания. Разница между действиями лоснящегося фаворита в Лос-Анджелесе и спартанской операцией аутсайдера в Манчестере была столь разительной, что ее невозможно было осмыслить[89].

Четыре месяца назад в морозный серый день в Нью-Гэмпшире автобус для прессы Макговерна въехал на пустую стоянку мотеля на окраине Портсмута. Было около половины четвертого дня, и у нас оставался примерно час до того, как сенатор прибудет самолетом из Вашингтона и сопроводит нас в центр города для тусовки с рукопожатиями на рыбоводном заводе Бута.

Бар был закрыт, но одно из доверенных лиц Макговерна устроило своего рода шведский стол для прессы с пивом и сэндвичами с мясом в зале рядом с ресепшеном… Так что мы, все шестеро, вылезли из автобуса, который фактически был старым трехместным аэропортовским лимузином, и я пошел внутрь убивать время.

Из шести пассажиров пресс-автобуса трое были местными волонтерами Макговерна. Остальными тремя были Хэм Дэвис из Providence Journal, Тим Краус из бостонского бюро Rolling Stone и я. Еще два представителя СМИ уже находились внутри: Дон Брукнер из Los Angeles Times и Мишель Кларк с CBS[90].

Кроме того, там оказался Дик Догерти, который только что покинул свою должность шефа бюро L. A. Times в Нью-Йорке, чтобы стать пресс-секретарем Джорджа Макговерна, его спичрайтером, главным устроителем, доверенным лицом и вообще универсальным специалистом. Догерти и Брукнер сидели отдельно от других за угловым столиком, когда все остальные ворвались в зал и принялись наполнять тарелки: оливки, морковь, стебли сельдерея, салями, яйца вкрутую… Но, когда я попросил пива, среднего возраста официантка, которая также была сотрудницей ресепшена, сказала, что пиво «не было включено» в «договоренность с устроителями» и что если я хочу чего-то такого, то должен заплатить наличными.

— Прекрасно, — сказал я. — Принесите три будвайзера.

Она кивнула.

— И три кружки?

— Нет, одну.

Она заколебалась, потом записала заказ и неуклюже зашагала туда, где, вероятно, хранилось пиво. Я отнес свою тарелку на пустой столик и сел поесть и почитать местные газеты… Но там не оказалось соли и перца, поэтому я вернулся к шведскому столу поискать их и налетел на какого-то типа в желто-коричневом габардиновом костюме, который спокойно нагружал свою тарелку морковью и салями.

— Извините, — сказал я.

— Простите меня, — ответил он.

Я пожал плечами и вернулся к своему столику с солью и перцем. Шум в зале исходил только из угла L. A. Times. Все остальные либо читали, либо ели, либо делали то и другое одновременно. Единственным, кто не сидел, был тот тип в костюме. Он все еще возился с едой у шведского стола, стоя спиной к залу…

Было в нем что-то знакомое. Ничего особенного, но достаточно, чтобы заставить меня оторваться от газеты: подсознательная вспышка какого-то узнавания, а может, просто журналистское любопытство, которое постепенно входит в привычку, когда вы дрейфуете в сумраке какой-то истории без видимого смысла или четкого тематического стержня. Я приехал в Нью-Гэмпшир, чтобы написать большую статью о кампании Макговерна, но за 12 часов, проведенных в Манчестере, не увидел ничего, подтверждающего, что нечто подобное действительно существует, и начал задумываться, на хрена я вообще собрался писать об этом.

В комнате не было никаких признаков общения. Люди из прессы, как обычно, собирались изо всех сил игнорировать существование друг друга. Хэм Дэвис задумчиво склонился над New York Times, Краус перетряхивал содержимое рюкзака, Мишель Кларк разглядывала свои ногти, Брукнер и Догерти обменивались шутками про Сэма Йорти… А человек в желто-коричневом костюме все еще переминался с ноги на ногу у шведского стола, полностью поглощенный изучением моркови…

«Господи боже! — вдруг подумал я. — Это же кандидат! Эта согнутая фигура там, у стола с едой, — это же Джордж Макговерн!»

Но где же его окружение? И почему никто до сих пор не заметил его? На самом ли деле он один?

Нет, это невозможно. Я никогда не видел кандидата в президенты на публике без по крайней мере десяти помощников, постоянно его окружающих. Так что я понаблюдал за ним немного, ожидая увидеть, наконец, его сотрудников, стекающихся сюда с ресепшена… Но постепенно до меня дошло, что кандидат был предоставлен сам себе: не было ни помощников, ни соответствующего антуража, и никто в комнате даже не заметил его появления.