Уже в январе 1919 г., по донесению завполитотделом Восточного фронта Г.И. Теодоровича (Окулова), в 1-й армии наблюдался активный приток добровольцев из местных крестьян, «бежавших от чехов»{591}. Подобная ситуация сложилась в юго-восточных районах Поволжья в ходе летнего наступления Красной армии. Так, в сводке Политического управления Республики штаба РККА за 15 июля — 15 августа 1919 г. сообщалось «о небывалом революционном подъеме среди мусульманского населения». В одном только Белебеевском уезде в шести волостях число добровольно записавшихся в ряды Красной армии достигло 1000 человек. В дер. Аташево Имайликуловской волости крестьяне создали отряд добровольцев в 100 человек, который ушел на фронт вместе с красноармейскими частями{592}. В еженедельной сводке СО ВЧК за 23–31 августа 1919 г. сообщалось о приподнятом настроении крестьян Уфимской губернии, многие из которых «записываются добровольцами в Красную армию». В уездах не замечалось дезертирства призывников{593}. О «трогательном единении между зажиточными и бедняками» в с. Покровка Бузулукского уезда, пережившими нашествие казаков и понявшими «необходимость советской власти», об отсутствии в уезде дезертиров, а также «успешном прохождении мобилизации» в Пугачевском уезде Самарской губернии, где настроение призывников было «прекрасным», — шла речь в информсводке СО ВЧК за 1–21 сентября{594}. В его еженедельной сводке за 15–22 октября 1919 г. говорилось о сочувственном отношении крестьян Саратовской и Самарской губерний, переживших временную оккупацию белых, к советской власти, о том, что они «с радостью встречают красные войска, освобождающие их от белых банд»{595}. Причины «прекрасного отношения» крестьян к мобилизации изложены в сводке СО ВЧК за 21–30 сентября 1919 г., содержащей информацию о положении в освобожденных Красной армией уездах Царицынской губернии: население поголовно ограблено казаками, «отбиралась одежда, даже детская, продовольствие, скот, инвентарь, сопротивляющихся подвергали истязаниям»{596}. Вследствие этого, как было отмечено в сводке «А» Царицынской губчека за 1–16 января 1920 г., «пришедшие с фронта дезертиры и казаки разбитых отрядов Добрармии, являются в Ленинский уезд целыми партиями, добровольно вступают в ряды Красной армии, берут клятву [так в тексте. — В. К.], идут защищать до тех пор ненавистную им советскую власть, ибо крестьянство на опыте, благодаря занятию белогвардейцами Царицынской губернии убедилось, что пришествие буржуазного порядка не даст улучшения их материального состояния, наоборот, большинство из них лишится того, что получило при советской власти»{597}.

Еще более значимо фактор белой угрозы сказался на политических настроениях крестьян Пензенской и Саратовской губерний в августе-сентябре 1919 г., когда к границам губерний шла прекрасно вооруженная деникинская армия, а в пограничных с ними уездах Тамбовской губернии хозяйничала казачья конница генерала Мамонтова. В сводке Пензенской губчека за 30 августа 1919 г. сообщалось: «В связи с Тамбовским прорывом Мамонтова и выступлением Миронова настроение крестьян почти во всех уездах резко изменилось в пользу советской власти. В уездах, граничащих с Тамбовской губернией, крестьяне организуют отряды, вооружаются топорами, вилами и прочим и несут охрану сел и железной дороги»{598}. О «резком изменении» настроения населения в пользу советской власти во всех уездах Пензенской губернии, «в связи с приближением белых», сообщалось в еженедельной сводке СО ВЧК за 1–7 октября{599}. В еженедельной сводке СО ВЧК за 23–31 августа 1919 г. отмечался нехарактерный для Аткарского уезда Саратовской губернии факт «большого наплыва дезертиров, стремящихся на фронт»{600}. В аналогичной сводке за 15–22 октября указывалось на «сочувственное» отношение крестьян Саратовской губернии к советской власти, с «радостью» встречавших «красные войска, освобождающие их от банд белых»{601}.

Таким образом, в 1919 г. повторилась ситуация 1918 г. Тогда крестьяне изменили свою позицию по отношению к советской власти и Красной армии под влиянием опыта «знакомства с чехами» и возникшей угрозы со стороны белоказачьей армии Краснова. Напомним, что осенью 1918 г. крестьяне южных уездов Саратовской губернии приняли активное участие в отражении наступавших красновских отрядов. В 1919 г. произошло то же самое, только теперь уже в связи с наступлением на территорию региона колчаковской и деникинской армий. Причем все это наблюдалось в тех же районах, или по соседству с ними, где чуть ранее произошли крупные крестьянские выступления против политики большевиков, например, восстание «зеленых» в Балашовском и Аткарском уездах Саратовской губернии. И в этом нет никакого противоречия. Весной и в июне 1919 г. «зеленое движение» протекало в русле общей крестьянской борьбы против «военно-коммунистической политики» советской власти, когда реальной угрозы со стороны белой контрреволюции не существовало. У крестьянства был один главный враг — антикрестьянская политика Советов. В июле-августе 1919 г. ситуация изменилась. На первый план выступила белая опасность, и их политические настроения изменились. Страх перед угрозой белой контрреволюции оказался сильнее ненависти к «военно-коммунистическим порядкам». При всех издержках политики «военного коммунизма», советская власть не покушалась на главное завоевание крестьянской революции — землю. От белых же крестьяне могли ожидать чего угодно, в том числе самого страшного — реставрации помещичьего землевладения (см. об этом подробнее главу 4 раздела 3 настоящей книги). Именно поэтому они, «забыв» былые обиды на коммунистов, выступили на стороне советской власти, одновременно защищая свои собственные интересы. Поддержка крестьянством большевиков обусловливалась конкретной ситуацией — реальностью белой угрозы. Как только она ослабевала, все возвращалось на круги своя, и факт массового крестьянского движения в регионе в 1919–1921 гг. — яркое тому подтверждение.

Говоря о крестьянской поддержке советской власти в период тяжелых для нее лета-осени 1919 г., следует оговориться, что речь не идет о ее поддержке во всех уездах и губерниях Поволжья. Наряду с вышеизложенными фактами были и другие, совершенно противоположные по своему содержанию. Например, в сводке СО ВЧК за 15–22 октября 1919 г. указывалось, что крестьяне Сенгилеевского уезда «враждебно» относятся к семьям красноармейцев, и «возможно даже выступление против советской власти»{602}. Подобных примеров можно привести немало. Но все они характерны для районов, где не было военных действий, и крестьяне не почувствовали последствий реставрации, хотя бы временной, прежней власти. В тех же районах, где «белая угроза» была реальной, где крестьянство испытал на себе власть Деникина или Колчака, ситуация складывалась иначе: прекращалось дезертирство, крестьяне добровольно вступали в Красную армию.