Столица водопроводчиков, Льюистаун, пропала из виду, внизу проплыл памятник Алджеру Хиссу – первому мученику Объединенных Наций, и снова началась пустыня. Джек откинулся на спинку кресла и закурил сигарету. Из–за настырных подгоняний он забыл взять термос с кофе, отсутствие которого теперь очень угнетало. Глаза у Джека слипались. «Им не заставить меня работать в школе, – заметил он про себя; впрочем, в этом замечании было больше злости, чем убеждения. – Брошу все». Но он знал, что не бросит. Он отправится в школу, повозится там около часа, делая вид, что занят починкой, а потом приедет Боб и все сделает. Репутация фирмы будет спасена, и все будут довольны, включая И.

Джеку доводилось несколько раз бывать в школе с сыном. Но это было совсем другое. Дэвид учился лучше всех в классе, занимаясь с самыми совершенными обучающими машинами. Он засиживался допоздна, выполняя почти всю университетскую программу, которой так гордились Объединенные Нации… Джек взглянул на часы–десять утра. Сейчас, как он помнил из своих посещений и рассказов Дэвида, тот занимается с Аристотелем, изучая основы философии, логики, грамматики, поэтики и архаической физики. Из всех обучающих машин Дэвид, похоже, больше всего получал от Аристотеля, что радовало – многие дети предпочитали более лихих преподавателей: сэра Фрэнсиса Дрейка (английская история и основы мужской вежливости) или Авраама Линкольна (история Соединенных Штатов, основы современного ведения войны и государства), а иногда и таких мрачных персонажей, как Юлий Цезарь и Уинстон Черчилль. Сам Джек родился слишком рано, чтобы воспользоваться преимуществами нынешней системы автоматического обучения, мальчиком ему приходилось сидеть в одном классе с шестьюдесятью ребятами, а в старших классах – и в тысячной аудитории, слушая преподавателя, выступавшего на телеэкране. Однако, если бы ему довелось попасть в современную школу, он быстро бы выбрал себе любимого учителя: при посещении школы с Дэвидом, в первый же родительский день, он увидел обучающую машину Томас Эдисон, и больше ему уже ничего не требовалось. Дэвид потратил почти целый час, пытаясь оттащить отца от машины.

Внизу, под вертолетом, пустыня уступала место прериям, поросшим редкой травой. Ограда из колючей проволоки отмечала владения Мак–Олифа и одновременно область, находящуюся под управлением Техаса. Отец Мак–Олифа был техасским нефтяным миллионером и финансировал полеты на Марс собственных кораблей; он обскакал даже союз водопроводчиков.

Джек вынул изо рта сигарету и начал опускаться, пытаясь отыскать в слепящих солнечных лучах здания фермы.

Небольшое стадо коров шарахнулось от шума вертолета и галопом бросилось врассыпную. Лучше бы Мак–Олиф – низкорослый мрачный ирландец – не заметил этого. Мак–Олиф не без оснований нервничал по поводу своих коров: ему казалось, что весь уклад марсианской жизни направлен против них, что все заставляет их худеть, болеть и уменьшать надои.

Джек включил передатчик и произнес в микрофон:

– Это мастер из компании И, Джек Болен, по вашему вызову. Прошу посадки.

Он подождал, пока с ранчо не донесся ответ:

– О'кей, Болен, площадка готова. Конечно, бессмысленно спрашивать, что вас так задержало, – сварливо добавил Мак–Олиф.

– Сейчас буду, – скорчив гримасу, откликнулся Джек. Он уже различал впереди здания, белевшие на фоне песка.

– У нас здесь пятнадцать тысяч галлонов молока, – продолжал Мак–Олиф. – Если вы в ближайшее время не почините этот чертов холодильник, все испортится.

– Мигом сделаем. – Джек зажал уши большими пальцами и скорчил рожу громкоговорителю.

Бывший водопроводчик, президент марсианского союза работников водоснабжения Арни Котт поднялся с постели в десять утра и сразу же по обыкновению направился в парилку.

– Привет, Гус.

– Привет, Арни.

Его все называли по имени, и правильно. Арни Котт кивнул Биллу, Эдди и Тому, когда они поздоровались с ним. Пар оседал у его ног, стекал по изразцам, и влага выводилась наружу. Эта мелочь доставляла ему удовольствие: обычные ванны конструировались таким образом, чтобы воспрепятствовать утечке воды. У него же вода вытекала в раскаленный песок и исчезала навсегда. Кто еще мог себе позволить такое? «Хотелось бы мне посмотреть, кто из этих богатых евреев в Новом Иерусалиме имеет такие парилки», – ухмылялся он про себя.

Встав под душ, Арни Котт обратился к приятелям:

– До меня дошел слушок, который нужно как можно скорее проверить. Знаете картель португальцев из Калифорнии, которые приобрели горный кряж Франклина Рузвельта и пытались там добывать железную руду, но содержание ее оказалось слишком невысоким по сравнению с затратами? Я слышал, они продали свои участки.

– Да, мы тоже слышали, – закивали присутствующие. – Интересно, сколько они на этом потеряли. Наверно, страшные деньги.

– Нет, – возразил Арни, – говорят, они нашли покупателя, готового с лихвой возместить все убытки, так что они останутся даже в прибыли. Хотел бы я знать, что за сумасшедший покупает эту землю! У меня ведь есть кое–какие права на добычу минералов. Узнайте, кто купил землю и что там замышляется.

– Да, хорошо бы выяснить. – Все снова покивали, только Фред, выйдя из–под душа, заметил:

– Я узнаю, Арни, – и добавил, не оборачиваясь: – Займусь этим прямо сейчас.

Арни старательно намылился и обратился к оставшимся:

– Должен же я защищать свои права на добычу минералов! Я не потерплю, чтобы сюда явился какой–нибудь бездельник с Земли и начал превращать эти горы, например, в национальный парк для пикников. Я говорю вам только то, что слышал. Мне известно, что около недели назад туда ездила группа коммунистических начальников из России и Венгрии – приглядывались. Вы думаете, проиграв в прошлом году, они сдались? Как бы не так! У них мозги, как у насекомых, и, как насекомые, они всегда возвращаются к одному и тому же. Красным не терпится устроить коммунизм на Марсе; они там на Земле спят и видят это. Не удивлюсь, если выяснится, что португальцы из Калифорнии продали землю коммунистам и в ближайшем будущем они переименуют горы Франклина Рузвельта в горы Иосифа Сталина.

Все понимающе рассмеялись.

– А теперь меня ждут дела, – заключил Арни Котт, смывая мыльную пену под яростными струями горячей воды. – Надеюсь, остальное вы раскопаете сами. Например, я тут ездил на восток, где у нас идет эксперимент с дынями. Похоже, нам удалось внедрить новоанглийский сорт и приспособить его к здешним условиям. Я–то знаю, как все любят кусочек мускусной дыни на завтрак.

– Верно, Арни – согласились все.

– Но в голове у меня не только дыни. На днях нас посетили представители Объединенных Наций с протестом против нашего отношения к черномазым. Или мне не следует так говорить: наверное, я должен называть их, как эти ребята из Объединенных Наций, – «остаточное местное население» или попросту – бликмены. Имелось в виду наше решение оплачивать труд занятых на шахтах бликменов ниже установленного уровня, я имею в виду – ниже минимальной ставки. Потому что даже эти ангелы из Объединенных Наций не могут всерьез рассчитывать, что мы станем платить им целую ставку. Как бы там ни было, перед нами стоит проблема: с одной стороны, мы не можем платить бликменам минимальную ставку, потому что они работают настолько плохо, что мы разоримся, а с другой – мы вынуждены использовать их в шахтах, потому что никто другой там дышать не может. Нам не по карману специальное оборудование в достаточных количествах. Кто–то Дома здорово наживается на кислородных баллонах, компрессорах и прочем. Это настоящий рэкет, и мы не дадим обвести себя вокруг пальца.