Но тут случился некий казус. Многие слушатели от этих речей скукожились, или скукоцились, как хотите. Эдик Моргатый так и потерял вид завзятого мачо и захотел вдруг остро по малой нужде, справляемой им иногда минуту и долее. Но не все поддались околонаучной панике. Выскочила в середину полукруга невнятная особа мужеского пола, заверещала детской трещоткой:

– Свободу Триклятову! Свободу Триклятову, – и вдруг, прильнув к огромному тому годового научного баланса института, защелкнула на его обложке, выполненной фигурной медью и кожей под церковные пудовые книги, цепочку с секретом, обвитую вокруг запястья. И продолжила уже орать и прыгать, как мартышка, волоча научный талмуд. Все зашумели осиновым лесом, забегали пожарные и стукачи, послышались топот и шепот:

– Это он… это он, наш шизофреник из отдела изучения абсолютной пустоты.

Но бывалый главный пожарный, обхватив охальника поперек, уже выставил быстро добытую и не упомянутую в пожарном отчете двуручную пилу и стал метить в кисть. Хорошо военком, умница, раздобыл и подтащил кусачки со зверскими алмазными зубами, от коих цепочка и распалась, жалобно звякнув. И подскочившие из охраны тут же поволокли свободолюбца к выходным дверям, наружу, на освидетельствование или еще куда. Однако, не так прост оказался мелкий специалист по абсолютной пустоте, тот самый, кстати, сосед нашего литератора H., надоумивший этого Н. иногда приторговывать макулатурой в темных коридорах своего института. Совсем не прост. Он вдруг вывернулся в руках волокущих его стражников и выкрикнул:

– А сказано в Писании. По вере вашей да будет вам. И откроются глаза слепых, и очистятся бесноватые.

Стражы от неожиданности и инстинкта отпустили руки мелкого физика, и тот ловко юркнул вновь в середину зала и опять выкрикнул свою глупость: «Свободу физике!» Поднялся во весь свой представительский рост Архимандрит Гаврилл из Президиума и, указуя на ученишку, громово возвестил:

– Сказано в Писании. Расслабленному, прощаю тебе грехи твои. И встанешь ты, возьмешь постель свою и пойдешь сейчас в дом твой. Или казенный. Сказано: за всякое праздное слово, что скажут люди, дадут они ответ в день суда.

– По отдельной статье, – добавил Иванов-Петров.

Видя такой оборот, пожарный и военком опять взялись подбираться к изучателю пустоты, метясь схватить под локти. Но тот предусмотрительно поднял руки и возвестил отскочившим воякам и другим:

– Сказано в Писании. Будьте мудры, как змеи, и просты, как голуби. И посылаю вас как овец среди волков. Свободу!

«Свободу Триклятову!» – робко кто-то поддержал из зала похожим на дамский голосом. Иерарх покраснел лицом, воздел тоже руки, опустил очи долу, то есть на крикуна-физика:

– Сказано в Писании. Мы играли вам на свирели, а вы не плясали, мы вам пели печальные песни, а вы не рыдали. Не здоровые имеют нужду во враче, а больные. Лучше, если б повесили ему мельничный жернов на шею и потопили во глубине морской. Если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя!

– Дай я вырву! – вскричал депутат, отчаянно и нетерпеливо ожидая окончания пустых разговоров.

Опять нерешительно воинские служки стали подбираться к крикуну, примериваясь к пучащимся его глазам.

– А сказано в Писании, – задорно выкрутился мелкая физическая единица. – Есть скопцы, которые сделали себя скопцами ради Царствия Небесного. Фарисеи, вы слепые вожди слепых. И Отец великий поступит с вами так, если не простит каждый из вас от сердца своему брату согрешения его. Свобода Триклятову!

Впрочем, Гаврилла чрезвычайно увлекла открывшаяся богословская дискуссия:

– Сказано… – жестко заявил он. – Кто возвышает себя над Отцом святым… даже в статьях, не то что в мыслях… тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится. Горе вам, книжники, оставили важнейшее в Законе: суд и веру! Ибо сказано: и восстанут лжехристы и лжепророки и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить…

– Мы им врежем по чудесам, только высунуться, – протрактовал сказанное Иванов. – И по сусам.

Но маленький научный трактователь пустоты не сдался:

– Сказано в Писании. И опрокинул Иисус скамьи продающих голубей в храме. Свобода голубю Триклятову! Сказано: благословляйте проклинающих вас. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны изгоняемые за правду. Не давайте святыни псам.

– Чего ж это делается? – изумленно спросил Иванов-Петров у Антона Антоновича. – Чистая антисоветская пропаганда. – Тот развел руками.

Однако не смирился и иерарх и, вдохнув в голос бархата, сообщил:

– Сказано. Царствие небесное подобно неводу, закинутому в море и захватывающему рыб всякого рода. И этих рыб, – указал он на крикуна, – сев, хорошее собрали в сосуды, а худое – худое! – выбросили вон. Так и с вами, недруги, при кончине века.

Но возразил, тихо смирившись и опустив руки, маленький физик:

– Сказано… Враг, посеявший плевелы, есть дьявол. Возврати меч свой в его место. Всякий грех и хула простятся человекам. Я умолкаю. Ибо сказано в Писании: все, что ни попросите с верою в молитве, – получите.

Тут из разных рядов тихонько стали раздаваться смутные призывы и ропот, который, возможно, и сами ропщущие не желали, чтоб был услышан:

«И правда, что к Триклятову привязались… хороший был человек, я с ним часто в столовой обедал… да и этот Миша его – простой паренек и добрая душа… как в Писании сказано…»

– Этот у нас просто, – в ужасе зашептал на весь зал Скатецкий, – не теоретик, практик. Откуда набрался, не знаем. Из своей пустоты.

– Как Алик… из подвала, – раздались смешливые голоса с задних рядов.

– Да уведите вы этого горлопана наконец! Что, погоны надоело таскать?! – заорал во все горло депутат и стал рваться из Президиума, повалив стул и схватив за горло полупустой, жалко брякнувший затычкой графин. Тут наконец и препроводили дискутирующего пустотника пожарник и военком вон из залы, на освидетельствование, а может и дальше.

– И вообще… Вообще тут! – заорал, хватаясь за микрофон, как за орган речи, депутат. – Вы чего тут, в натуре, пялитесь! По домам хочете? Понадето на вас – кто во что, смотреть туго. Вы кого забражаете в таком виде, народу назло. Разнобой и наплювать на научную скромность. Фуфайки, футболки, пестрота, кто в бровь, кто в глаз. По какому приводу? Взялись науку тянуть, так оденься как положено, в научную видимость. А то глянь они чего! Юбки, коленки. Натягивай по-ученому, как положено. Сталевар он в робе, сельский – в сельском, для картофеля-свеклы ползать, актер ты – рядись как пугало, ладно… Вон ты, девушка со второго… да, да… второй ряд справа. Мне и отец святой локтем заметил. Ты куда здесь пришла, коленками вся, я гляжу, ерзаешь, нарочно светишь. Ты, ты, к тебе люди спрашивают. К кому ты пришла наглыми коленками светить? Врагам? Или нарочно занимаешься? Все – науку, а она с толку сбивает.

– Ты давай, парниша, не хами! – звонко крикнула с места девушка, уже, правда, в возрасте. – Я вообще-то доктор наук.