Против объявленного правительством США курса выступил целый ряд американских деятелей, известных своими антикоммунистическими и антисоветскими взглядами, в том числе сенаторы Р. Тафт, Б. Кларк, А. Ванденберг, члены палаты представителей М. Дайс, Г. Фиш, Ф. Смит, глава изоляционистской организации „Америка прежде всего“ Р. Вуд и другие. В Англии сторонником теории „третьей силы“ был министр авиационного производства Дж. Мур-Брабазон»410.

На 195-й странице автор выдает: «Мне эта задача не по силам. С моей колокольни можно видеть только необъяснимую щедрость американского президента и загадочную мягкость, которая была проявлена Рузвельтом с самого первого дня его правления (помните два трактора из Нью-Йорка?)».

Первый день правления Франклина Рузвельта – день принесения им присяги на пост президента 4 марта 1933 года411. А про «два трактора из Нью-Йорка» заламаншский фальсификатор упоминает на странице 158: «Блестящий знаток танков Йгорь Павлович Шмелев выпустил книгу „Танки БТ“: „Н. М. Тоскину было поручено освоить управление и обслуживание танков и доставить их в СССР. Кристи уведомил Госдепартамент, что он продал «Амторгу» два трактора. Разрешение на вывоз было получено. И 24 декабря 1930 года судно с танками покинуло Нью-Йорк“ (с. 7)». Как президент Франклин Делано Рузвельт мог проявить «загадочную мягкость» в 1930 году, если вступил на пост президента США в 1933 году?

На странице 196 мистер Резун хвалится и выставляет себя «великим открывателем»: «Через много лет после первых публикаций глав из „Ледокола“ архивы чуть приоткрылись, и выплыли подтверждения: речь Сталина 19 августа 1939 года. Доступа к ней я иметь не мог. Если бы на меня работали все разведки мира, то они тоже к сталинскому архиву (надеюсь) пробраться не могли. Но много лет назад эту речь я вычислил. Она должна была быть: до 18 августа 1939 года включительно была одна политика, а 19 августа она резко изменилась. В этот момент Сталин должен был в ближайшем кругу соратников объяснить свой маневр. Вираж был крутой до головокружения, а каждый член Политбюро должен понимать свой маневр, иначе руководить страной и Мировой революцией невозможно: после такого виража все члены Политбюро должны были потерять ориентировку. И Сталин, как любой командир в непонятной обстановке, должен был начинать решительно и просто: „Ориентирую!“.

Я не предполагал, а просто знал, что выступление Сталина в этот день было. И знал – о чем. Меня не волновало, что подтверждений нет, не беспокоил даже вопрос, была записана сталинская речь или нет, и если записана, сохранилась ли в архиве или была уничтожена.

Я говорил и писал об этом выступлении как об установленном факте. Признаю, в моей уверенности присутствовал элемент нахальства…

Вся официальная наука отрицала возможность такой речи и самого заседания Политбюро в тот роковой день 19 августа 1939 года».

Если взять книгу У. Черчилля «Вторая мировая война», открыть ее и прочитать: «Вечером 19 августа Сталин сообщил Политбюро о своем намерении подписать пакт с Германией»412, то «открытие» мистера Резуна лопнет, как мыльный пузырь.

19 августа 1939 года упоминает академик И. М. Майский в своей книге «Кто помогал Гитлеру»: «Как видим, Советское правительство, вынужденное Чемберленом и Даладье к изменению своего внешнеполитического курса, подходило к неизбежному повороту спокойно, трезво, хладнокровно, без всякой излишней поспешности. Напротив, германское правительство крайне нервничало и торопилось. В телеграмме Шуленбургу от 18 августа Риббентроп давал своему послу такие указания:

„На этот раз ведите разговор (с советским наркомом иностранных дел. – И. М.)… решительно настаивая… на срочнейшей реализации моей поездки (в Москву. – И. М.) ив соответственной форме отводя какие-либо новые возражения со стороны русских“.

Шуленбург исполнил приказ своего министра, но 19 августа должен был сообщить Риббентропу, что советское правительство соглашается на приезд Риббентропа лишь через неделю после опубликования сообщения о подписании торгово-финансового соглашения.

Теперь Германия пустила в ход свое самое тяжелое орудие. 20 августа Гитлер обратился с посланием к Сталину. Он сообщал в нем, что накануне подписано торгово-финансовое соглашение, и настойчиво просит принять Риббентропа в Москве не позже 22–23 августа.

Для советского правительства настал час важного решения. До сих пор происходил лишь обмен мнениями между Москвой и Берлином, взаимный зондаж, ознакомление с настроениями друг друга, теперь на очередь встал вопрос о заключении самого пакта о ненападении. Приходилось еще раз оценить ситуацию, сложившуюся в области тройных переговоров (между Англией, Францией и СССР. – С. Ж.). Здесь все было по-прежнему очень мрачно»413.

Кстати, за день до подписания пакта о ненападении – 22 августа 1939 года – на совещании руководящих военных деятелей в Бергхофе (близ Берхтесгадена) Гитлер заявил: «И в конце концов с Россией, господа, случится то же самое, что я осуществлю с Польшей. Мы разобьем Советский Союз. На земле наступит германское владычество»414.

На страницах 220–221 «не историк, а просто любитель военной истории» пишет: «Военным экспертам Запада следовало признать потрясающие боевые качества Красной армии и ошибочность своих прогнозов. Из боевых действий в Финляндии следовал только один вывод: для Красной армии нет ничего невозможного. Если она способна наступать в таких условиях, значит, она способна наступать в любых других – хуже этого не бывает. Если Красная армия проломала „Линию Маннергейма“, значит, она готова сокрушить Европу и вообще кого угодно.

Победоносная Красная армия совершила то, что стратеги Запада считали невозможным. Но стратеги не стали признавать ошибочность своих прогнозов и предсказаний. Вместо этого они объявили Красную армию… не готовой к войне».

«Выдающийся британский военный историк Б.Г. Лиддел Гарт»415 опровергает мистера Резуна и признает ошибочность своих прогнозов и предсказаний: «Под влиянием первоначальных успехов финнов усилилась общая тенденция к недооценке военной мощи Советского Союза. Эту точку зрения выразил в своем выступлении по радио 20 января 1940 года Уинстон Черчилль, заявив, что Финляндия „открыла всему миру слабость Красной армии“.

Это ошибочное мнение до некоторой степени разделял и Гитлер, что привело к серьезнейшим последствиям на следующий год.

…Наступление русских войск под командованием генерала Мерецкова началось 1 февраля. Главный удар наносился на участке шириной 15 км в районе Суммы. Позиции финских войск подвергались мощному артиллерийскому обстрелу. Когда оборона противника была подавлена, вперед двинулись танки и пехота.

В это время советская авиация мешала финнам организовать контратаки. Меньше чем за две недели планомерного наступления советские войска прорвали оборону финнов на всю глубину линии Маннергейма.

Прежде чем двинуться на Виипури (Выборг), русские войска обошли оба фланга оборонявшихся финских войск. Совершив также широкий обходный маневр с острова Готланд по льду Финского залива, русские вышли на финскую территорию западнее Выборга.