Наверное, я всё же нарывалась, подстёгиваемая страхом оказаться разоблачённой. Никто не замечал моего живота, скрытого свободными футболками или рубашками, что одновременно радовало и огорчало. С одной стороны, стремление скрыть свою тайну было логичным, с другой же — нежелание родителей замечать изменения в моём теле воспринималось как безразличие.

К концу четвёртого дня обстановка обострилась настолько, что даже Алиса попросила меня не нарываться. Ощущение, что я опять порчу всем жизнь, заиграло новыми красками, и, схватившись за телефон, я позвонила Игорю.

Все эти дни мы старались не терять друг друга из виду, постоянно переписываясь. Он переживал за моё настроение, поэтому регулярно осаждал меня вопросами о том, как прошёл мой день и как я себя чувствую. Меня же всё никак не оставляли сомнения по поводу того, о ком именно он переживает.

Встретились мы уже на следующий день. Я не жаловалась, а он ни о чём не спрашивал, просто гуляли по городу, пили горячий шоколад и… думали каждый о своём. Ноги как-то сами вывели во двор, где когда-то жили мы с бабулей. В голове крутились разные мысли, я много размышляла о том, что сказала бы бабуля по поводу ситуации, в которую я сама себя вогнала, больше всего я боялась, что не такого будущего она хотела для меня. Дело в том, что бабушка немало сил положила на то, чтобы дать мне возможность реализоваться в жизни: заставляя учиться, прививая любовь к книгам, разговаривая со мной часами о жизни на крохотной кухоньке после очередных моих выкрутасов (курение за гаражами, прогулянная физкультура, очередные ссоры с Геной). Даже деньги, которые были позаимствованы мною у родителей перед отбытием в Москву, накопила бабушка, которая почти всю жизнь разрывалась между школой и репетиторством, дабы обеспечить меня всем необходимым.

И вот я стояла перед простенькой панельной пятиэтажкой из своего детства, незапланированно беременная, в компании мужчины, чью жизнь я тоже перевернула с ног на голову. Стало страшно оттого, что я могла разочаровать ещё и бабушку, которая была единственным человеком в этом мире, принимавшим меня любой. И я бы, наверное, сорвалась, разревевшись прямо посреди улицы, если бы не голос бабули, вдруг пронёсшийся в моём сознании.

— Олесь, никто не знает, что уготовила нам жизнь. Ты можешь загадывать сколько угодно, — когда-то учила меня бабуля. — Но у судьбы на тебя свои планы, и твоя задача — не сломаться вопреки всему.

Именно тогда меня и осенило:

— Давай назовём его Арсением…

***

В тот же вечер произошло ещё одно примечательное событие. Впервые за свой приезд я заявилась домой сильно за полночь. Придуманное мной имя словно объединило нас с Игорем, и мы никак не могли расстаться, ища друг в друге надежду на светлое будущее. Мы долго катались по городу, переливавшемуся сотнями новогодних огней. С Москвой, конечно, было не сравнить, но мне всё равно казалось, что я попала в сказку.

И вот, тихо пробравшись в «детскую», я переодевалась при тусклом свете настольной лампы. Алиса тихо-мирно спала в своей постели, а ребёнок против обычного активно пинался внутри меня.

— Не ребёнок, — шёпотом поправила я себя, — а Арсений.

Натянув на себя свободную хэбэшную ночнушку, я развернулась и наткнулась на изумлённую Алису, которая подскочила на кровати, со священным ужасом глядя на меня.

Да, хреновый из меня всё-таки Штирлиц вышел.

— Ты, — прохрипела сестра, хватаясь за голову, — ты?

Я среагировала быстро, бросившись к её кровати и падая на колени.

— Да, — испуганно ответила я на незаданный вопрос. — Я беременна.

Алиса испуганно захлопала ресницами, а я поймала её ладонь, которая отчего-то оказалась холодной.

— Но как…

— Вот так. Иногда случается.

Не то чтобы я допускала мысль, что сестра не в курсе, откуда именно берутся дети, но её реакция была настолько детской, что объяснять ей что-либо мне показалось бессмысленным.

— Но мы с тобой пока об этом никому не скажем, да? — я хоть и старалась держать эмоции под контролем, но в моём вопросе отчётливо сквозила паника.

— А папа с мамой?

— А папе с мамой тем более… Я с ними поговорю, но позже. Хорошо?

Она молчала, зато мне хотелось вопить от того, насколько всё неудачно сложилось. У меня только-только начали налаживаться отношения с сестрой, а тут такое! Я почти не сомневалось в том, что Алиса сейчас придёт в себя и кинется в соседнюю спальню делиться своим открытием. Но она продолжала истуканом сидеть на своей кровати, а я — стоять перед ней на коленях, цепляясь за её руку, как если бы тонула.

В горле застряла так и невысказанная мольба дать мне время.

— Я не скажу, — наконец-то проговорила она, да так тихо, что я даже подумала, что мне показалось. — Только, пожалуйста, больше с папой не ругайся.

***

Утро для меня настало, когда дома уже никого не было. Я чувствовала себя разбитой и несчастной. А ещё самой большой лгуньей на земле. Была пятница, через пару дней должен был наступить Новый год, а уже завтра Игорь собирался прийти к нам официально знакомиться с матерью и отчимом, а всё, что сделала я, — это лишь сильнее увязла в своей лжи.

Полдня я провалялась в постели, глядя в потолок и перебирая в уме события вчерашнего дня. Из транса меня вывел звук открывающейся двери. Я экстренно подскочила, судорожно натягивая на себя джинсы с широкой рубашкой.

Мама, разбиравшая огромные пакеты с покупками, обнаружилась на кухне.

— Ты чего так рано? — удивилась я, принимаясь помогать ей с продуктами.

— С работы отпустили пораньше, к празднику готовиться.

— Это здорово, — искренне порадовалась я за неё. — Только зачем всё это сама тащила? Позвонила бы, я бы помогла.

О том, что мне как бы тоже тягать тяжести нельзя, как-то не подумалось.

— Да ладно, мне не привыкать.

— А что мы будем готовить? — болтала я всё, что шло на язык. — Уже есть меню на Новый год? И да, а где мы будем? Здесь? Гости придут? Я могу торт испечь. А ещё я хотела спросить, у вас на завтра планы есть? Один мой знакомый...

— Олесь, тебе лучше уехать.

Её слова прозвучали как-то совсем неожиданно, и я даже их смысл не сразу поняла, беспомощно стоя посреди кухни и вертя в руках банки с горошком.

— Мы тебя были очень рады видеть, — тем временем продолжала мама. — Хорошо, что у тебя получилось вырваться, но ты же сама видишь.

— Что вижу?

— Когда ты здесь, всё становится сложно и напряжённо. Ну а тут вроде как праздник, не хотелось бы его никому портить.

— То есть я всё порчу?

Мама замялась, но ответила:

— Рядом с тобой... всем некомфортно. Согласись, это не те эмоции, которые хочется испытывать в новогоднюю ночь.