Кира очнулась оттого, что кто-то требовательно потряс ее за плечо.

– Больная, проснитесь!

С трудом открыв глаза, Кира увидела склонившуюся над ней женщину в белом халате и шапочке, надвинутой на брови.

– Ну вот и хорошо, – неизвестно чему обрадовалась та. – Говорят, ты ночью бродила по отделению?

– Извините, – прошептала Кира.

– Постарайся пока побольше лежать, вставай только в случае крайней необходимости. Сейчас будет обход, а потом мне нужно записать твои данные. Можешь позвонить родным, чтобы принесли твои документы?

– Родные? – Кира с трудом сдержала слезы. – У меня никого нет. Я вчера похоронила отца…

Женщина покачала головой:

– Не вчера – ты у нас уже пять дней.

– Как пять? – ахнула Кира.

Но тут дверь распахнулась, и в палату быстрыми шагами вошел мужчина в белом халате. Кира поняла, что это и есть тот самый доктор.

– Здравствуйте! – сказал он и первым делом направился к Кире. – Здравствуйте! Как самочувствие?

– Хорошо, – ответила она.

– Так уж и хорошо? Давайте я вас послушаю.

Он вставил в уши трубочки висевшего на шее фонендоскопа и внимательно прослушал ее легкие.

– Хорошо.

Кира хотела спросить, что с ней и правда ли, что она целых пять дней находится в этой больнице, но доктор уже разговаривал с женщиной, кровать которой находилась рядом с Кирой.

Обход длился не более пяти минут. После ухода доктора женщины разговорились. Сначала обсудили личность врача. Мнения разделились: одни считали его слишком поверхностным, другие возражали, что это не мешает ему быть хорошим специалистом. С доктора перешли на женщину, которая подходила к Кире, медсестре Кате. Полная круглолицая пациентка в углу у окна сказала, что определенно между доктором и Катей что-то есть. Потом разговор зашел о здравоохранении в целом, бесплатных лекарствах и неспособности городского руководства обеспечить ими всех страждущих. От критики начальства перешли к криминогенной обстановке в целом, в частности – к недавнему наезду на пятерых человек одновременно.

– Помяните мое слово, дело так и останется нераскрытым, – сказала одна женщина.

– Мне кажется, это детки богатых родителей развлекались. Их если и поймают, то родители своих чадушек обязательно отмажут.

– Как же так! Наши пенсионеры погибли! Сколько им осталось жизни? И ту отняли, ироды!

– А что случилось? – спросила Кира у женщины с соседней кровати.

Та без слов протянула ей газету. На первой странице Кира обнаружила анонс статьи о кровавом преступлении сумасшедшего таксиста и не очень четкие фотографии человеческих тел. Сама статья находилась на третьей странице. Кира перевернула лист, и строчки расплылись в ее глазах. Среди имен жертв сумасшедшего таксиста она увидела свое: Кира Сергеевна Ермолаева. Не может быть! Жертвой стала ее полная тезка? Это могло бы быть правдой, если бы не фотографии. Мужчина и женщина лет семидесяти, сидевшие обнявшись на диване, еще один мужчина в деловом костюме, с гордым выражением лица, стоящий за трибуной, симпатичная девушка и ее, Киры, увеличенное изображение из паспорта. Кире никогда не нравилась эта фотография, на которой она была совсем на себя не похожа. Всегда, когда нужно было предъявлять паспорт, казалось, что сейчас ей скажут – это не она. Но сейчас девушка была даже рада этому обстоятельству.

В палату вернулась медсестра Катя со штативом для капельницы в одной руке, лотком, накрытым белой марлевой салфеткой, в другой и планшетом с прикрепленными к нему листами бумаги под мышкой.

– Готова? – спросила она Киру. – Сейчас будем капать антибиотики.

– А зачем? Что со мной?

– Ты разве не знаешь? Тебя нашли в парке под скамейкой в бессознательном состоянии. Думали – пьяная, но «Скорую» все-таки вызвали. Когда тебя сюда привезли, ты вся горела – температура под сорок, кашель сильный. Думали, испортишь нам статистику по отделению. Но обошлось, спасибо доктору нашему.

Рассказывая все это, Катя времени зря не теряла – перетянула Кирину руку жгутом, заставила поработать кулачком и ловко ввела в вену иглу.

– Так, – сказала она, убедившись, что лекарства поступают в организм пациентки с нужной скоростью, – теперь нужно заполнить историю болезни.

Она подтащила к Кириной кровати стул, села и достала из кармана ручку.

– Фамилия, имя, отчество?

Сама не зная почему, Кира назвала свою девичью фамилию:

– Колобкова Кира Сергеевна.

– Адрес?

– Гореловск, улица Космонавтов, дом три, квартира двенадцать…

– Гореловск? – удивилась Катя. – А к нам тебя каким ветром занесло? У вас там, что ли, нет скамеек, под которыми можно спать?

– Есть, наверное, – сказала Кира и заплакала.

Катя по натуре своей была женщиной незлой и хотела просто пошутить. При виде слез пациентки ее охватило острое чувство жалости.

– Ладно, Гореловск так Гореловск, – стараясь говорить как можно мягче, произнесла она. – Мне нужно записать, чем ты раньше болела…

Кира автоматически отвечала на вопросы, лихорадочно размышляя, как ей выпутаться из этой истории. Самое простое – позвонить Глебу. Из всех номеров в своей телефонной книге она помнила только один – мужа. Да и то только потому, что он, изрядно переплатив, выбрал себе сим-карту с «красивым» номером, содержащим пять семерок. Но делать этого она не будет из-за данного свекрови обещания. И не просто данного, а проданного за пятьсот тысяч рублей! Интересно, знает Глеб о происшествии в Славнинске? Наверное, знает. Такие вещи охотно показывают по телевидению, да и интернет наверняка пестрит кровавыми подробностями. Бедный Глеб…

Тут Кира поняла, что в разговоре с Катей повисла пауза и медсестра вопросительно смотрит на нее.

– Что? – спросила она.

– Я спрашиваю, – терпеливо повторила та, – кому из родственников или знакомых можно позвонить, чтобы принесли твои документы?

– Наверное, у меня их нет, – сражаясь с набегающими слезами, с трудом выдавила из себя Кира.

– Кого – нет? – уточнила Катя. – Родственников? Знакомых? Документов?

– Никого. – Кира снова заплакала.

– Так не бывает. Кто-то же должен быть?

Кира вдруг подумала про Негоду. Отец сказал, что в случае чего на него можно положиться. А что, если обратиться к нему за помощью? Идея, конечно, неплохая. Но, во‐первых, Кира не знала его номера телефона, а во‐вторых, кто может поручиться, что смерть девушки-доппельгангера не является делом его рук? А что? Завещание составлено таким образом, что в случае ее смерти он должен передать миллион ее матери. Кто там будет проверять, выполнил ли он волю отца или прикарманил денежки?