Я вернулся к своему одеялу, где спала Диосе, и стал думать над тем, что же произошло. И вот сейчас, когда я вспоминаю ту ночь и собираюсь вывести на странице лестные для меня слова, описывающие мои юношеские размышления, я вдруг понимаю, что чувствовал тогда только одно — боль, боль от возможного предательства друга. Но из этой же дали лет я вижу то, что не мог понять тогда. Ведь теперь-то я знаю то, чего не мог предвидеть юный Амальрик. В последующие после той ночи дни отношение Яноша ко мне слегка переменилось. Казалось, ему стало проще в моем обществе. Словно поднялся некий шлагбаум и скрепился надежный договор. И договор вот какой: до этого дня я был другом Яноша, без всяких сомнений, но он-то моим по-настоящему еще не был. А вот уж после той расселины Янош Серый Плащ стал настоящим моим другом, во всяком случае, другого такого друга у меня не было ни среди мужчин, ни среди женщин.

На следующее утро Янош показал мне фигурку танцующей девушки. Я ахнул, глянув на нее: она сверкала, словно ювелир только что закончил полировать ее, и более того, фигурка изменилась. До этого она была сломанной у бедер, теперь же каким-то образом восстановилась до лодыжек. Женщина теперь держала в руке серебряное перо, а шарф, который, как я думал, был из того же материала, что и вся фигурка, оказался прозрачным, как паутинка, сделанным из тончайшей ткани. И в этот момент я поверил, что мы действительно приближаемся к Далеким Королевствам!

На следующий день Диосе первой заметила, что на горизонте что-то синеет. Мы взмолились об одном, чтобы эта синева означала горы. Но если это были горы, то до них все равно еще оставалось много лиг пути. Единственный вопрос — хватит ли у нас сил добраться до них? Лично мне не верилось. Меня грела слабая надежда — отыскать какой-нибудь оазис, хотя бы слабое подобие тому, что в кратере, с водой, рыбой и фруктами. Нам надо было отдохнуть и прийти в себя — усталость и болезни прогрессировали. Может быть, если мы остановимся, проклятье, тяготеющее над нами, исчезнет и к Кассини вернется его могущество?

Впереди отряда шел Лион; я находился сзади, на расстоянии броска копья. Ландшафт переходил в невысокие округлые холмы. Я поднялся на один из них — прямо перед нами, в нескольких минутах ходьбы, открывалась узкая длинная ложбина: словно какой-то гигант опустил ладони в почву и раздвинул ее. Я увидел, что внизу, под почти вертикальным обрывом, проступает сочная зелень. А это могло означать только одно — растения, хорошо питающиеся водой. Я окликнул Лиона, который прямиком торопливо направлялся к ложбине, словно собираясь броситься вниз. Он озадаченно посмотрел на меня и вернулся назад.

Я спросил его:

— Почему ты промолчал, когда увидел это?

— Увидел что?

Я решил, что солдат проявляет непокорность, а затем понял, что так на него повлияла болезнь. Я показал рукой. Он повернулся, и словно с глаз у него упала пелена.

— Этого… этого там не было. Я видел только холмы, — только и смог он выговорить. — Я как раз собирался вернуться и сказать, что, может быть, нам стоит выбрать другое направление.

Я задумался. Может быть, какие-то силы заставили его видеть иное? Держа луки и копья наготове, наш отряд осторожно приблизился к ложбине. Вдруг откуда ни возьмись, точно из-под земли, там появились двое мужчин и одна женщина. Судя по тому, что женщина стояла впереди, можно было решить, что она является начальником. Они подняли пустые руки ладонями вверх. Все трое были разодеты как на карнавал, в разноцветных свободных нарядах из материи, похожей на шелковую. Ни у кого из них вроде бы не было оружия. Женщина что-то сказала на незнакомом языке. Я вздрогнул, мне показалось — такую встречу я видел во сне. Диосе издала удивленное восклицание:

— Они говорят на моем языке! — И тут же спросила на салсийском: — Вы посланники моего народа?

Женщина улыбнулась и быстро заговорила, так что я едва успевал понять то одно слово, то другое. Диосе сосредоточилась, вслушиваясь, затем подняла руку, и женщина замолчала.

— Нет, этот язык… не совсем мой, — сказала она, подбирая слова. — Она говорит так, как говорили в старину. Нет, так говорили в старину мудрецы, когда молились богам.

Диосе представила нам этих людей. Мужчин звали Утренний Туман, он был шаманом, и Жнец, женщину звали Надежда, и она была их вождем. Она-то и обратилась ко мне, четко выговаривая слова, так что я смог понять смысл, поскольку язык походил на салсийский, которому обучала меня Диосе.

— Мы наблюдаем за вами уже два дня. И мы надеялись, что вы тоже видели нас.

Слова я понял, но вот почему мы их прежде не замечали, не понял и попросил объяснить подробнее. Надежда сделала это с помощью Диосе, и стало ясно, почему Лион не увидел этого места, просто называемого Долина. Мне сказали, что над Долиной и ее окрестностями висит мощное заклинание. И ни один, направляющийся сюда с дурным умыслом или злом в сердце, не может ее увидеть, а будет видеть лишь округлые холмы, внушающие к себе необъяснимое отвращение.

Кассини подошел поближе.

— Да, в этих краях воскресители действительно могущественны, — сказал он испуганно и скорбно, так что я даже слегка посочувствовал ему. Кассини сейчас напоминал человека, вся жизнь которого и работа зависели от остроты зрения, а он вдруг взял да и ослеп. Но сочувствие к нему я испытывал весьма поверхностное. Я не мог простить ему потерянного рая. Кроме того, сейчас я был занят дипломатией — приветствиями и обменом маленькими презентами, обычными при встрече путешественников с новыми племенами, дружески к ним настроенными. Нам было предложено воспользоваться гостеприимством их земли и очага насколько мы пожелаем, если согласны считаться с местными обычаями и законами, которые, как сообщил нам Жнец, призывают лишь к здравому смыслу и необременительны.

Я не стал торопиться с выводом, что нам повезло, — прибрежный народ, например, считал каннибализм нормой полным здравого смысла. Но пока от этих дружески встроенных людей я не ощущал никакой угрозы или коварства. Они провели нас к краю обрыва, откуда начинала спускаться вниз, теряясь среди деревьев, вырубленная в камне лестница. Видно было, что глубоко внизу поблескивает гладь озера да поднимается кверху дым костров, рядом с нами сбегал по камням в долину небольшой водный каскад. Нам пришлось завязать осликам глаза, потому что они, еще не почувствовав запаха воды, громкими криками выражали испуг перед крутым спуском.

Мы не прошли и дюжины ступеней, когда послышался крик Кассини. Я резко обернулся, схватившись за рукоять сабли. Тот стоял дрожа, уставившись в одну точку, словно его охватил приступ лихорадки. Кто-то поддержал его, но Кассини, казалось, ничего не замечал.

— Мое могущество… моя магия… она вернулась!

Я быстро глянул на Яноша и по его улыбке, прячущейся в бороде, понял, что Кассини не заблуждается. У племени Долины действительно были могучие воскресители, если их заклятие не только отводило глаза появляющемуся чужаку, лишало его магических сил, но и исцеляло тех, кто имел добрые намерения.

Все племя ожидало нас в деревне, состоящей из нескольких центральных строений, площадки для празднеств и разбросанных вокруг в кажущемся беспорядке хижин. Для нас украсили праздничное место, но, боюсь, мы, правда, этого не заслуживали и смущались от такого гостеприимства. Нас развели по хижинам, где туземцы предложили нам чистую одежду. Другие жители деревни раздели наших больных и уложили их в гамаки. Нам сообщили, что для их исцеления уже готовы лекарства. По всему стало ясно, что мы не первые путешественники, попадающие в Долину, и не первые, кто преодолел эту ужасную заброшенную землю.