Это знание КГБ получил от советского шпиона по имени Уильям Вайсбанд. Он находился в штаб-квартире «Веноны» в Арлингтон-Холл пять лет.

Многое в биографии Вайсбанда и сегодня остается загадкой, включая место его рождения — Александрия в Египте? Одесса в России? — и год, когда он впервые приехал в Соединенные Штаты Америки. Он, вероятно, учился в школе Коминтерна имени Ленина в Москве в начале 1930-х годов. Он бегло говорил по-русски, без акцента — по-английски и свободно — по-арабски. К 1936 году он работал связным для советской разведки в Нью-Йорке. В 1938 году он стал американским гражданином. Он вступил в армию Соединенных Штатов и служил в радиотехнической разведке в Англии, Италии и Северной Африке.

Вайсбанд пришел работать в Арлингтон-Холл в качестве русского переводчика в 1944 году. Он был общительным и чрезвычайно приветливым. «В Холле у него была репутация любителя прогулок. Он прогуливался по окрестностям, болтал с людьми и собирал слухи, — гласит секретная история этого дела, подготовленная Агентством национальной безопасности. — Он также умел попадать в круг лиц, которым предназначались документы, не касавшиеся непосредственно работы его отдела. Будучи чрезвычайно коммуникабельным человеком, Вайсбанд имел широкий круг друзей…»[260]О его свадьбе после войны говорили как о «Кто есть кто в армейской шифровальной службе». Его жена тоже работала в Арлингтон-Холле.

С февраля 1948 года он присылал в Москву массу разведывательных данных о «Веноне». Москва немедленно сменила шифры. Советы «осуществили ряд оборонительных мер, которые привели к значительному снижению эффективности американской дешифровальной службы», — говорится в кагэбэшном досье Вайсбанда. За шесть недель до испытаний первой советской атомной бомбы он сообщил, что американская разведка «внезапно больше не смогла читать наши зашифрованные телеграммы»[261].

Тайная история Агентства национальной безопасности подхватывает эту историю. «ФБР начало систематизировать факты» о том, почему «Венона» стала буксовать. Бюро «с ошеломлением узнало в 1950 году о том, что Вайсбанд был принят на работу в Арлингтон-Холл» в качестве начальника отдела, работающего с советскими телеграммами. Он был арестован, но ничего не сказал. Он отбыл год в тюрьме за презрение к суду после того, как отказался давать показания перед большой коллегией присяжных. Потом он работал в Вашингтоне и его окрестностях — продавал автомобили и присматривал за квартирами еще шестнадцать лет до своей смерти.

Это внедрение советского агента парализовало продвижение проекта «Венона». На протяжении последующих трех десятилетий Соединенные Штаты не могли читать самые засекреченные советские сообщения. Можно было только оглядываться назад и пытаться расшифровать старые телеграммы 1940-х годов.

ФБР так и не узнало, что Вайсбанд рассказал русским. История Агентства национальной безопасности заключает: «Его дело вселило некую паранойю в профессионалов».

Эта паранойя затронула ФБР. Гувер настаивал, чтобы ФБР создало и контролировало свою собственную систему тайной коммуникации. «Господин Гувер не был человеком, который доверял кому бы то ни было, — сказал Рональд М. Фургерсон — ведущий дешифровальщик Бюро. — Он боялся, что в Агентство национальной безопасности, которое производило криптографическое оборудование, мог проникнуть враг»[262].

Вайсбанд прорыл ход в американскую разведку снизу вверх. Теперь другой советский шпион проник в нее сверху вниз.

Гувер был с самого начала убежден, что ЦРУ будет легкой добычей для советских шпионов. В октябре 1949 года в Вашингтон приехал учтивый и красноречивый новый сотрудник МИ-6, который со временем станет олицетворением страхов Гувера.

Ким Филби представился знаменитостям в ЦРУ и Пентагоне. Они посвятили его в свои самые секретные операции. Филби узнал о планах ЦРУ сбрасывать на парашютах русских и восточноевропейских эмигрантов и беженцев за железный занавес в качестве шпионов, диверсантов и ударных групп против Советского Союза и его союзников. Его предусмотрительность обрекла эти операции на провал и привела к гибели или пленению завербованных ЦРУ иностранных агентов. Он узнал все о контрразведывательной деятельности ФБР и англичан в «Веноне». Его донесения держали КГБ в курсе американских попыток проникнуть в советскую систему шифров, судьбы Клауса Фукса и угрозы членам разведгруппы, подбиравшейся к секретам атомной бомбы.

Филби свободно перемещался по коридорам Пентагона — учреждения, все еще находившегося в состоянии беспорядка через шесть месяцев после самоубийства министра обороны Джеймса Форрестола, который в состоянии психоза выпрыгнул из окна с большой высоты Военно-морского медицинского центра в Бетесде. Форрестол был самым сильным союзником Гувера в правительстве Соединенных Штатов. Его смерть углубила отчаяние Гувера по поводу американской разведки и ее способности встретить растущую советскую угрозу.

Когда Филби начинал поиски американских секретов, Гувер вел арьергардные бои с будущим директором Центрального разведывательного управления Алленом Даллесом. Будучи еще частно практикующим адвокатом, Даллес получил поручение от Пентагона провести совершенно секретное изучение плачевного состояния американской разведки. Он намеревался использовать свой доклад президенту в качестве средства подняться до руководителя ЦРУ. Даллес не консультировался ни с Гувером, ни в ФБР во время своей исследовательской работы, которая длилась в течение года, что было намеренным оскорблением. Когда Гувер с боем заполучил из Пентагона черновой экземпляр этого доклада, он увидел, что Даллес не признает данные Гуверу президентом полномочия в вопросах национальной безопасности.

«Это возмутительно, что ФБР оставлено за скобками»[263], — написал Гувер.