Вскоре у отца оказалось еще больше преданных сторонников, чем когда-либо — все они мечтали умереть за его идеи. Когда они приезжали в Афганистан, я встречался со многими из них, потому что отец приказал мне повсюду его сопровождать. И я обнаружил, что в большинстве своем те опытные солдаты, что сражались с отцом против русских, — очень хорошие люди. Они отказались от своих личных интересов и целей, чтобы отстоять свободу мусульманской страны, зажатой в тиски огромной державой. Они никогда не ставили целью убивать мирных граждан. Но я заметил, что, хоть им и нравилось общество старых боевых соратников, в них не осталось былого огня и стремления сражаться.

Юные солдаты заметно отличались от старшего поколения ярым стремлением убивать и готовностью к смерти. Они гордо расхаживали по лагерю — воины до мозга костей. Но, если присмотреться поближе, возникали сомнения в их высоких моральных устоях. Похоже, многие из них бежали от каких-то проблем у себя на родине. Кто-то скрывался здесь, чтобы избежать наказания за совершенные преступления. Один из юных солдат хвастался, что перерезал горло собственному брату, узнав, что тот позволил себе секс до брака. Другие бежали от бедности — они прозябали в такой нищете, что всего несколько раз в жизни пробовали мясо. Большинство из них были слишком бедны, чтобы жениться. Поскольку традиции стран Ближнего Востока поощряют ранние браки и многодетные семьи, эти мужчины чувствовали себя неудачниками, не сумевшими достичь того, что так ценится в их культуре. Многие из них были так несчастны, что считали: их жизнь на земле хуже, чем в аду — они с радостью отозвались на призыв джихада и готовы были искать смерть, чтобы потом обрести благополучие в раю.

Мне было жаль этих молодых ребят. Знаю, они верили, что смерть станет для них величайшей наградой. Я же никогда не испытывал стремления умереть. Напротив, изо всех сил цеплялся за жизнь. И хотя я тоже не был счастлив, но хотел жить и наслаждаться дарованной Господом радостью земного существования.

Однажды я сидел на краю обрыва на горе Тора-Бора в особенно мрачном расположении духа, и тут пришел отец и сообщил, что моя мать и братья с сестрами завтра утром вылетят из Хартума. Я был вне себя от счастья. Даже вскочил на ноги — мне хотелось прыгать от радости, когда я думал о том, что вскоре вновь увижу милое лицо матери. Отец сказал:

— Я останусь в Тора-Бора. Их отвезут во дворец в Джелалабаде. На следующее утро после их благополучного приезда ты отправишься к ним и поживешь там несколько дней, а потом мои люди помогут вам добраться сюда.

Итак, он был твердо настроен обречь своих жен и детей жить в горах. И хотя меня расстраивали мысли о том, во что превратится здесь жизнь моей дорогой матери, я все равно был счастлив, ведь почти четыре месяца не видел близких. Мне хотелось кричать от радости так, чтобы эхо моего голоса прокатилось по всей горной гряде. Но я подавил свой порыв — отец не одобрял бурного проявления эмоций.

Два дня спустя Шир повез меня в Джелалабад, и мы все больше удалялись от горы бен Ладена. Обернувшись, я увидел, что отец стоит и смотрит мне вслед. Резко выделяясь на фоне мрачных скал, он казался мне издалека одиноким стариком. Впервые в жизни я осознал, что он это прошлое, а я — будущее. Впервые в жизни я почувствовал себя мужчиной.

В Хартуме мы провели четыре месяца в томительном ожидании, брошенные на произвол судьбы. Мы не представляли, что теперь с нами будет. Возможно, моя грусть объяснялась еще и тем, что вскоре после отъезда Усамы я обнаружила, что снова беременна — в десятый раз. Мой муж не успел об этом узнать. Поскольку Усамы не было рядом, я ни разу не смогла выйти из дома за эти четыре месяца. Наш семейный шофер привозил продукты женам и детям.

За годы нашего брака с Усамой не раз случалось, что он подолгу отсутствовал, но теперь всё было по-другому. Я ощущала перемену — словно слышала внутри предостережение. Во мне росла тревога, сродни той, что испытывают животные, когда стремительная волна цунами приближается, нарушая спокойствие морской глади. Моя интуиция говорила, что наша жизнь меняется, и вовсе не к лучшему. Даже мои младшие дети, Иман и Ладин, стали грустными и апатичными.

Омар никогда прежде не уезжал из дома, и с годами я стала нуждаться в нем больше, чем в других сыновьях. Никто из трех старших братьев Омара не был таким взрослым и чутким. Остававшиеся со мной в Хартуме Абдул-Рахман и Саад, похоже, скучали по Омару сильнее, чем другие дети — наверное, потому что привыкли проводить много времени вместе с ним. Когда Омар уехал, я впервые поняла, что он оказывал благотворное влияние на своих братьев.

Я думала о муже и об Омаре каждый день с момента их отъезда. Я старалась проявлять терпение, но когда прошло почти четыре месяца, стала отчаиваться и бояться, что не увижу их снова. Однако наступил счастливый день, когда преданные слуги мужа сообщили нам: на следующее утро мы все покинем Хартум и отправимся к Усаме и Омару. Мне не сказали, куда мы едем, да я и не спрашивала. Но меня сильно удивило, когда я узнала, что муж велел оставить в Хартуме все наши личные вещи. Нам сказали, что мы можем взять с собой только по две смены одежды и белья для каждого. Не надо брать с собой никаких хозяйственных принадлежностей — даже нитки с иголкой! Я могла предположить только одно: наши вещи привезут позже. Муж всегда тщательно организовывал наши переезды.

У меня были другие, куда более серьезные заботы. Как переезд повлияет на детей? Мои мысли переключились на Омара. Он так любил наших лошадей! А мы уже во второй раз оставляли их на произвол судьбы. После отъезда Усамы его люди время от времени привозили Абдул-Рахмана, Саада, Османа и Мухаммеда в конюшни, поэтому лошади оставались в прекрасной форме. Но что произойдет с этими красавцами, когда мои сыновья перестанут о них заботиться? Я не знала. Понимая, что эта новость огорчит Омара, я загрустила сама. Были у меня и другие вопросы, но я не высказывала их вслух и старалась быстрее прогнать из сердца.

Наш отъезд на следующее утро оказался куда более легким, чем в прошлый раз, когда мы покидали Саудовскую Аравию — ведь при нас совсем не было багажа, словно вся семья собралась на прогулку и скоро вернется домой.

Работники мужа прибыли в Аль-Рияд Вилладж на целой веренице машин и грузовиков. Нас рассадили по машинам и повезли в аэропорт. Я оглянулась всего раз, чтобы посмотреть, как Аль-Рияд Вилладж исчезает из виду. Еще одна глава моей жизни закончилась.

Большой самолет был зафрахтован специально для нашей семьи. Но жены и дети Усамы бен Ладена оказалась там не одни — вместе с нами летели люди Усамы со своими семьями.

Женам и детям бен Ладена были отведены места в носовой части самолета. Ни с кем не разговаривая, я тихо села и усадила детей. Другие жены и их дети сели рядом, достаточно близко, чтобы можно было общаться, но никто из нас не был расположен к пустой болтовне.

Поскольку Абдулла жил в Саудовской Аравии, а Омар — с отцом, я покидала Хартум с семью детьми. Харийя летела с восьмилетним Хамзой, а Сихам — с четырьмя детьми. Всего нас было четырнадцать — на четверо меньше, чем в день отъезда из Саудовской Аравии. Вы, возможно, не поверите, но душа моя оставалась совершенно спокойной. Нет смысла волноваться, если не в твоей власти что-либо изменить. Я молилась, чтобы на всей земле воцарился мир, и о том, чтобы наша маленькая семья добралась благополучно и обосновалась на новом месте. Мое сердце жило надеждой, что мы поселимся в каком-нибудь прекрасном краю.