— Ну, придумай что-нибудь поумнее. Или, может, Дылда придумает. Дылда, у тебя есть какие-нибудь идеи?

— Идеи?! — удивился великан.

— Понятно, мог бы не спрашивать. Так что вот, видишь, другого выхода у нас нет.

— И ты думаешь, они с-сразу вызовут Кондратьева? — поинтересовался Змей.

— Почему нет? Скажем, что он наш давний знакомый. Даже не так. Скажем, что он твой близкий друг, и что ты доверяешь только ему.

— Да я его ненавиж-ш-шу! Убил бы его!

— Это твои личные проблемы. Нас они не касаются. И к нашей великолепной легенде не имеют никакого отношения. Значит, так, притворяйся больным. Уже пора.

Змей начал приволакивать ногу. Да так старательно, что по ступенькам ко входу в госпиталь ему подняться никак не удавалось. Дылда подхватил рептилию и на руках втащил наверх. Цитрус в это время забарабанил в стеклянные двери, которые должны были автоматически открываться при появлении людей, но по какой-то неведомой причине остались недвижимы.

— Откройте! Рептилии нужна помощь! Откройте! — заорал Эдик, пиная дверь ногой. — Мы обвиним вас в расовой дискриминации, если вы тотчас же не поможете нашему другу!

Спустя десять минут, когда Цитрус уже перестал надеяться на успех, в коридоре обозначилось какое-то движение. Пожилая бабулька, подслеповато щурясь, ковыляла к дверям. Она подошла вплотную ко входу в госпиталь, но не спешила открывать, а достала из шкафчика рядом с машиной для чистки обуви механическую швабру и, почувствовав себя во всеоружии, поинтересовалась через стекло:

— Что, охальники, опять презервативы закончились среди ночи? Или шприцы нужны, наркоманы проклятые?

— Наш товарищ болен. Рептилия, — стараясь оставаться вежливым, объяснил Эдик. Так и подмывало заорать, что было сил и пнуть дверь, чтобы бабка от ужаса выронила свою поганую швабру. Еще хотелось припасть к стеклу щекой, скосить глаза и скорчить такую рожу, чтобы эту старушенцию кондратий хватил.

— Сам ты рептилия зеленая! — возмутилась бабка. — До чего уроды распустились!

— Что? — опешил Эдик.

— То! Уроды и есть! И ходют среди ночи, и ходют. То им шприцы подавай, то лекарство какое. Идите отсюда…

— Нам к доктору надо, бабуля! — сквозь зубы выдавил Эдик. — Очень надо. Не видишь, что ли, кореш наш загибается? Доктор Кондратьев здесь работает?

При упоминании фамилии ставленника мусонов старушка прищурилась совсем недобро.

— Может, работает. А может, нет. Дрыхнет небось Кондрат ваш. Печенье к чаю мне недавно подарил. Так я два зуба об него сломала. Хорошо хоть стоматолог бесплатно лечит, на этой-то должности…

«И здесь Кондратьев успел настроить людей против себя! — подумал Эдик. — И как этот человек ухитряется занимать значимое положение в организации мусонов? Не иначе, пакостит исподтишка только тем, кто не может ему ответить, а тем, от кого зависит его карьера, раздает поклоны».

— Что встали? — крикнула бабуля. — Идите отсюда, сказала. А ну… Нет тут никого…

— А вы только представьте, бабуля, каково будет доктору Кондратьеву, когда его поднимут среди ночи? — проговорил Цитрус. — Ваша маленькая месть свершится, так сказать. Как вам такая идея?

— Хм, — задумалась бабка, глаза ее заблестели. — И то дело! Только сами вы кто будете?

— Мы — секретные агенты, — заговорил Дылда, собираясь произвести на старушку убийственное впечатление.

Эдик его поспешно перебил:

— Это дома мы агенты, а здесь — самые обыкновенные туристы!

— Ах, туристы… Ну, туристам сам мэр велел помогать. Надеется здесь второй Австралион открыть со временем. Чтоб денежки, значит, туристические, в наших карманах оседали. Только как мне понять — настоящие вы туристы или голодранцы какие?

Цитрус с заговорщицким видом полез в карман, извлек оттуда золотой слиток и продемонстрировал его вахтерше.

— Мы — люди состоятельные, бабуля!

Впечатленная блеском золота старушка открыла дверь, и «туристы» мгновенно просочились в коридор.

— А доктора у вас живут там же, где и работают? — осведомился Цитрус.

— Ну да… На втором этаже, тут рядом совсем. Два поворота, и дверь налево…

— Вы бы проводили нас, бабуля! — подмигнул Эдик, похрустывая единственной уцелевшей пятидесятирублевой купюрой в кармане.

Похоже, вахтерша не только услышала хруст, но и по звуку определила достоинство купюры, потому что рванула вверх по лестнице с нечеловеческой скоростью. Непривычные к большой силе тяжести посетители едва поспевали за ней.

— Уйдет бабка! — стонал ковыляющий последним Дылда.

— Нас-стигнем! — шипел Змей.

К счастью, апартаменты доктора Кондратьева оказались недалеко от главного входа, но не на проходе, а в боковом коридоре — что демонстрировало его повышенный авторитет в госпитале и на планете. На двери — дорогой темно-коричневый пластик «под дерево» — красовалась серебряная табличка: «Доктор медицины, профессор 1-го медицинского университета Австралиона, советник Великой ложи Сириуса Матвей Игнатьевич Кондратьев». Фамилия, имя и отчество доктора были так богато украшены завитушками, что с трудом читались.

— Туточки! — отрапортовала бабка, преданно глядя в глаза Эдику.

Тот сунул ей в руку десятикопеечную монету, приобнял за плечи, доверительно прошептал:

— Спасибо! Мы никогда не забудем вашу доброту. — И добавил про себя: — Выдра старая.

Дылда попробовал открыть дверь и, поскольку попытка ничего не дала, начал молотить по пластику кулаками.

— Ироды, — бросила на прощание бабка.

— И вам всего хорошего, бабуля, — широко улыбнулся Цитрус. — Не последний раз видимся!

— Тут з-звонок имеется, — объявил Змей, когда Дылда уже выбился из сил, колотя по двери. — Вот, кнопочка.

Эдвард принялся давить на кнопку, не жалея сил. Неужели Кондратьев спит в четыре часа утра?! Что за безобразие, в самом деле?! Мог бы и догадаться, что к нему прибыли старые друзья!

Наконец за дверью послышались шаги.

— Кто там? — спросил хриплый голос. — Зина, ты, что ли? Не дам я денег, и не проси…

— Открывай, Матвей Игнатьевич! — выкрикнул Эдик. — И вообще, видеокамеру себе заведи. Или «глазок» установи на двери.

Дверь, скрипнув, распахнулась. Опухший со сна или после обильных возлияний Кондратьев появился на пороге.

— Ш-шайс-се! — выдохнул Змей. — Не могу сдерж-ш-шаться! Руки так и тянутся эту с-сволочь рас-спис-сарить..

Доктор испуганно шарахнулся в глубь кабинета, куда следом за ним вломились гости. Дылда предусмотрительно прикрыл за собой дверь и включил свет. Кабинет Кондратьева отличался простотой и изяществом: две широкие кушетки, высокий шкаф, большой стол и два мягких кресла. Всё выдержано в темно-вишневых тонах, пластик на стенах — розовый.