везде. Видела случайно на пульте второго этажа, как Симона моется в душе.

Она слышала, как, когда Кейт ходила на рентген, сопровождающий ее санитар говорил:

— Стой здесь! Не ходи никуда!

В комнате у них были фотографии. У Джо-Энн с двумя детьми. Давние фотографии.

Она поплыла по дорожке рядом с Джо-Энн.

— Ты не поехала в город? — тихо спросила Джо-Энн.

— Нет.

— Почему?

— Не хочется.

— Понятно.

Джо-Энн плавала замечательно: стремительно, почти бесшумно. Ее длинное, глянцевое, черное тело напомнило стати Натальи, только в варианте фотонегатива.

Разминулись, потом Джо-Энн мощным баттерфляем догнала, нырнула и, выскочив впереди, обернулась, ослепив улыбкой.

Симона, прислонившись спиной к стенке, наслаждалась джакузи, Кейт делала какую-то гимнастику в воде.

Плывя навстречу и поравнявшись, Джо-Энн сказала неожиданно:

— Не пей утром кофе в номере. Пей из автомата для всех.

Однажды ночью Ирина проснулась оттого, что ей мешали бигуди. В мороке полусна она потянулась, чтобы содрать мерзкие железки. Они не поддавались, она захотела встать, зажечь свет и сиять бигуди, но неодолимый сон повалил на подушку.

Приснилось, что она в лаборатории Саши никак не может сообразить, какую программу поставить, а надо быстро, потому что Саша может прийти с минуты на минуту. Она видела Кольчеца на экране, голого, в какой-то душевой кабине. Ей показалось, что у него обрита голова, но пар мешал разглядеть. Проснулась с головной болью и сразу вспомнила сон: абсолютно точное воспоминание о прикосновении железок к голове. Дичь какая-то, последний раз она накручивала на ночь волосы на бигуди в институте, почти тридцать лет назад.

Завтракала вместе со всеми, если считать «всеми» трех молчаливых субъектов в дальнем углу.

Миссис Тренч сообщила ей, что вечером она может посмотреть фильм об их клинике. Феминистское телевидение в десять пи-эм[37], шестой канал.

Днем ее пригласили на первый этаж, и веселый загорелый парень в белом халате спросил ее, не хочет ли она в свободное время научиться обращаться с компьютером, он организовывает курсы.

— Я немного умею, — сказала Ирина.

— Замечательно! Великолепно! — еще больше развеселился он, — я буду просто счастлив, если вы присоединитесь к нам, скажем, в понедельник.

«А какой сегодня день?» — хотела спросить Ирина и осеклась, потому что вдруг вспомнила, что пятница. Видела красный глянцевый квадратик на календаре над столом миссис Тренч.

«Кстати, все забываю спросить, не муж ли он ей?»

Мистер Тренч растворился в каком-то дрожащем мареве воспоминаний. И вообще это был день воспоминаний. Она впервые подумала о Джерри, о Наталье и даже о Глебе Владимировиче. После обеда и рутинных манипуляций над ягодицами трех граций вернулась в комнату и неожиданно вдруг припомнила одну давнишнюю работу о влиянии межуточного мозга на сновидения. Она вспомнила как-то все разом, купно и пришла почти в отчаяние от того, что нет бумаги, чтобы записать основные выводы.

«Послезавтра поеду в город и куплю. Кстати, а как насчет зарплаты? Кажется, в этой стране ее тоже выдают два раза в месяц».

И с ужасом вспомнила, что портмоне осталось в доме Трен-ча. Вернее, в дупле старого цветущего дерева, возле которого они вечером пили слабенькое калифорнийское вино. Да-да… Мистер Тренч отрывисто расспрашивал ее о дорожных впечатлениях, и тогда она, воспользовавшись его кратким отсутствием, вынула из сумки портмоне и одним движением бросила его в дупло. Как Дубровский. Она была уверена, что завтра заберет его, и ей не нравился мистер Тренч — первый житель этой страны, который ей не понравился.

Днем в теннисной раздевалке Джо-Энн тихо спросила ее через перегородку, поедет ли она послезавтра в город.

— Да, — шепотом ответила Ирина.

— Завтра я постараюсь дать телефон моего адвоката, она будет в Дюраме, позвони ей.

— Хорошо.

«У нее есть адвокат?!»

Возвращаясь от Симоны после укола на ночь, разминулась в коридоре с горничной. Горничная несла на плечиках отглаженное цветастое шелковое платье.

Без пяти девять включила телевизор. Показали пустые прилавки Родины, потом какую-то драку возле Белорусского вокзала, парней в зеленых фуражках возле входа в Парк Горького, ну да, День пограничника, и там, за океаном, в этот день куражатся отслужившие свое среди безлюдного пекла пустыни или такого же безлюдья ледяной тундры.

Пошли какие-то новости Америки — неинтересно. Драка возле Белорусского интереснее. Нажала кнопку шестого канала и увидела роскошную усадьбу с бельведером, зеленый газон. Дикторша сообщила: заведение повышенной секретности. Находится в городе Хантингтон штат Каролина. В нем содержатся женщины, осужденные за шпионаж. Члены Коммунистической партии.

Ирина увидела черное улыбающееся лицо Джо-Энн, смугло-желтое Кейт и ухоженное, сильное, великолепной лепки — Симоны. Дальше тоже знакомое: комната-камера с круглым белым столом, этажеркой, койкой, — ее белая комната.

Потом жидкая толпа демонстрантов возле узорных ворот, транспаранты. Успела прочитать один: «США — самые жестокие террористы».

Торопливая дикторская речь комментировала: «Здесь проводятся психиатрические эксперименты и принудительное лечение».

Важные и, видимо, знаменитые психиатры вещали бесстрастно. Одна из них сообщила, что в заведении нарушаются основные права человека.

Потом появилась рыбья физиономия того, кто в первый день угощал ее кофе, принимая на работу, — хозяина.

Он бесстрастно поведал чистую правду: «У них не лимитированы прогулки, огромная территория».

Адвокатесса пылко прервала его: «Они содержатся в очень плохих условиях, и над ними делают психиатрические эксперименты».

Показала фотографии Джо-Энн, Кейт и Симоны двухлетней давности: до заведения. Ирина даже привстала, чтобы разглядеть лучше, так отличались эти цветущие, сияющие, элегантные женщины от нынешних — увядших, апатичных и молчаливых, постаревших лет на десять.

Старички на террасе белого игрушечного домика рассказывали в камеру, какой замечательной, чудной и нежной была Джо-Энн.

Фотография Джо-Энн: стройная, длинноногая, в кожаных черных брюках, прическа а-ля Анжела Дэвис. Пошла хроника. Демонстрация 1966 года против войны во Вьетнаме, Мартин Лютер Кинг. Какая-то река, вытаскивают трупы.

— Но она была непричастна к этому убийству, — сказала изможденная мать Джо-Энн и еще что-то неразборчиво, Ирина не поняла. — Она работала по специальной программе для черных. Она принимала участие в движении Мартина Лютера Кинга.

Снова хроника: жуткий район какого-то города, черные проститутки, наркоманы.

Диктор: «Она разыскивалась Фи-би-ай. Была связана с «Черными пантерами». Против них был Ку-клукс-клан…»

Рыбья морда зачитывает характеристику на Джо-Энн.

Адвокатесса: «В сверхсекретной федеральной лечебнице проводятся эксперименты. Моя подзащитная сообщила мне, что просыпается оттого, что с ней что-то делают. С другими тоже».

«Бигуди! — вспомнила Ирина. — Ведь я несколько раз просыпалась оттого, что мне мешали бигуди, которых не было. А наутро ничего не помнила, только ощущение бигуди и бесконечной усталости…»

А на экране шли кадры высадки американцев в Гайяне.

Кейт, молодая, с высокими нежными скулами, мастерски