Резкие взмахи драконьих крыльев — и мы уже над скалами. От холода, ужаса и потрясения мне нечем дышать. А может, от того, что драконья лапа слишком сильно меня сжимает! Вот только сознание отказалось меня покидать, хотя я была не против провалиться в спасительный обморок, смутно понимая, что это могло бы помочь и спасти от разъярённого зверя.

Но летели мы недолго. Поджимая лапу, хёгг приземлился. Я не успела увидеть, где мы, лишь заметила темнеющие рядом стволы кедров. Ну и то, что дракон не поднялся на вершину. Снега здесь не было.

Обернулась и ахнула — Ледышка исчез. А ко мне шагнул Рагнвальд. И когда я увидела его лицо, то подумала, что не против еще полетать в драконьей лапе. Потому что человек сейчас был страшнее дракона.

Не думая, я развернулась и бросилась бежать. Я не чувствовала ни мха под босыми ногами, ни холода. Напротив! Сердце колотилось как бешенное, разгоняя кровь по телу. Мне казалось, что от меня уже пар валит!

Преследователя я не слышала. Ни шагов, ни дыхания. Мне удалось?

И тут ильх сделал короткую подсечку, и я повалилась на мох, шипя и проклиная подлого варвара. Рагнвальд прижал меня к земле.

— Пусти! — я забилась, пытаясь вывернуться из захвата. — Отпусти меня!

Он дернул вверх мой подол. С такой силой и злостью, что ткань треснула. Я облизнула губы.

— Давай поговорим!

— Я не хочу разговаривать.

Слова он процедил, и в голосе человека отчетливо слышалось рычание зверя. Вот же гадство…

— Отпусти меня! Отпусти, слышишь! Я тебя ненавижу!

Он рывком меня перевернул, и в свете луны я увидела сжатые губы, ледяные глаза. И бешенство во взгляде. Сейчас в нем не осталось ничего цивилизованного, на меня смотрел дикий варвар. И я видела в его глазах желание убивать. И еще одно…

— Так ты благодаришь за спасение, Энни? — рявкнул ильх. — Так?

— Это не дает тебе права… Это вообще… Ты убил Гудрета!

— Не смей говорить о нем… не смей даже думать!

Рагнвальд дернул ткань, просто сдирая ее с меня. Я закрыла грудь руками и подняла подбородок. Кожи коснулся холодный воздух. Прищурившись, я толкнула ильха, изо всех сил. И ужом вывернулась, вскочила и понеслась прочь.

Он догнал уже через несколько метров.

«Никогда не беги от хёгга».

Рагнвальд развернул меня спиной к себе, и я уперлась ладонями в камень.

— Не смей убегать от меня!

— Ты не имеешь права меня удерживать!

— Плевать на права! — выдохнул он. — Не смей убегать!

— Не смей мне приказывать!

— Неблагодарная чужачка… Тебя стоило оставить на том берегу. Оставить и забыть! Пожалуй, я так и сделаю!

— Что?

— Оставлю тебя в лесу, раз ты так жаждешь свободы!

— Да пошел ты…

— Ты моя лирин!

— Я не твоя! О наречении никто не знает, ты никому не сказал! И я — не твоя! Не смей прикасаться ко мне!

— Так, значит?

Он недобро прищурился. Рывком отступил, и почти сразу тело Рагнвальда сменилось драконом. Хёгг сгреб меня рывком и взмыл в небо.

Я даже решила, что он выполнит свое обещание и выкинет меня где-нибудь в лесу. Но приземлились мы на площади Карнохельма. Толпа кричала, в нас даже полетели копья и ножи. Злой ветер раскидала людей и воинов, а Рагнвальд поставил меня и снова стал человеком. Я сжалась, пытаясь закрыться остатками своего нижнего платья, правда, сейчас никого не волновало моя нагота. Жители Карнохельма смотрели на своего риара — в основном, с ужасом.

Рагнвальд глянул яростно на воинов, те попятились. Сдернул с кого-то черную шкуру и набросил на меня. Я вцепилась в мех, благо он закрыл меня почти до колен. Я плохо понимала, что происходит. Перед глазами все кружилось — костры и факелы, жуткие звериные черепа на головах ильхов, обнаженные торсы и блеск оружия, вертела с тушами, испуганные девы… Взгляд выхватил из толпы ошарашенное лицо Кимлета. Побратим Бенгта стоял без оружия, но я увидела, как затуманилась его фигура. Еще миг — и вместо человека на площади окажется водный хёгг. Но Кимлет удержал слияние, лишь губы поджал.

Я крепче прихватила на груди шкуру и высоко подняла голову. От меха остро пахло дымом и солью…

Повисла тишина, нарушаемая лишь шипением тающего над кострами жира.

— Мой брат Бенгт связал меня узами крови с девой из чужих земель, — голос Рагнвальда прокатился над площадью. — И я принимаю и одобряю его выбор. Здесь, в Карнохельме, перед лицом предков, духами перворожденных хёггов и старейшинами города, я, Рагнвальд, беру деву Эннис под руку свою, принимаю в дом свой, называю своей лирин и надеваю ей на голову венец, — он обвел взглядом площадь. Венца не было. Ничего похожего на венец. Рагнвальд поднял сосновую ветку. Свернул ее обручем, сжал в ладонях. И я увидела, как ветер обвивает ветку. В месте соединения блеснула острыми гранями льдинка. Иглы покрылись ледяным панцирем. Вся ветвь украсилась морозными колючками… Венец стужи, достойный потомка Улехёгга, лег на мою голову.

Люди молчали. Никто не решался заговорить или даже пошевелиться. Слышался лишь треск костров.

Я подняла голову — над площадью кружили совы. Много сов. И на миг я увидела себя птичьими глазами — стоящую в островке света. Исцарапанные и грязные ноги, босые ступни, черная волчья шкура, укрывающая тело, и ледяной венец на спутанных волосах. Перепачканное лицо и искусанные губы.

Перед глазами качнулось в воздухе совиное перо и упало на землю.

А Рагнвальд шагнул в сторону и взмахнул крыльями уже хёгг, на лету поднимая меня в воздух.

— Я должна была согласиться! — закричала я снежному дракону. Ударила по драконьей лапе. — Согласиться, понял?

Хёгг выпустил струю ледяного воздуха и угрожающе зарычал.

— Тиран сумасшедший! — крикнула я в ответ. — Я не сказала «да»!

Хёгг заложил вираж, поднимаясь над городом.

Снова приземлились мы среди деревьев. И почти сразу горячее тело прижалось сзади, сильная рука легла на шею, удерживая. Я повернула голову, встречая взгляд синих глаз. Таких темных в ночи…

— Так скажи! — выдохнул он мне в губы. — Скажи мне «да», Энни!

Я почти физически ощущала волны ярости, исходящие от ильха. Нет, он не успокоился. Я не знала его таким… Только в ночь посвящения, после кровавого помоста он не смог сдержать эту дикую часть себя. Тогда он тоже был ненасытным и несдержанным.

И возбужденным. Это я тоже ощущала — в его взгляде, напряженном теле, жадных прикосновениях.

И самое ужасное, что я сама загорелась от его близости. Голова кружилась, губы пересохли. Мое тело было в синяках и царапинах, совсем недавно я прощалась с жизнью.

Может, поэтому сейчас безотчетно жаждала убедиться, что все еще жива. Или я просто хотела сказать Рагнвальду это проклятое «да». Не задумываясь о последствиях, не вспоминая прошлое, не гадая о будущем. Минуты забвения и счастья с тем, кого выбрало мое сердце.