– Так спрячьте от нее зеркала! Накройте чем-нибудь все зеркальные поверхности, где она может увидеть свое отражение.

– Да спрятали! Но согласитесь, это ненормально, когда человек столь бурно реагирует на зеркало!

– Да, это наш пациент.

– Ее показания нельзя воспринимать всерьез. Кстати, она тоже говорит, что убила Эрика.

– Кого?!

– Эрика. Они с Тычковским лет шесть назад переписывались по Инету, и тот представился Эриком. Кстати, девушка чудом избежала смерти. Представляете, что было бы, если б она с ним встретилась?

– Откуда ты все это знаешь?

– Она сказала. Она его узнала.

– Постой… – нахмурился главврач. – Выходит, они обе знали, что в чулане заперт именно Тычковский, а не Киба?

– Михайлова, похоже, знала это наверняка. А Васильчикова – нет. «Эрик» же не сказал ей ни фамилию, ни кем работает. Даже имя вымышленное назвал. Надо их всех свести. Тычковского… Тьфу ты! Кибу с Михайловой. А Михайлову с Васильчиковой. Потом Васильчикову с Кибой.

– Совсем ты меня запутал.

– Надо лечить их друг другом. Они должны наконец узнать, кто есть кто.

– Ладно. Начнем с Михайловой.

– Лидия Ивановна, как вы себя чувствуете?

Она молчала. Эта женщина вообще была неразговорчивой. А после того, как у нее на глазах сотрудник милиции застрелил сожителя Китайцева, и вовсе замкнулась в себе. Поначалу она поехала в психиатрическую больницу вместе со своей подругой, Марией Васильчиковой, и ее парнем, которым срочно требовалась помощь врачей.

Девушка была вялая, полусонная, а парень, напротив, буйный. Рвался из рук санитаров, что-то бессвязно кричал. Ему даже пришлось сделать укол. Только тогда парень успокоился и затих. Его положили на носилки и отнесли в «Скорую помощь». Носилки к машинам несли одни за другими. Живых и мертвых. У крыльца, на белом и хрустящем, как накрахмаленная простыня, снегу осталось огромное алое пятно. Кровь. Там, где убили юного лейтенанта – тоже. На эти пятна все старались не смотреть. И не думать о том, что это была настоящая бойня. Четыре трупа, один тяжелораненый и двое выживших из ума. Лидию тогда посчитали за вполне нормальную женщину, находящуюся в состоянии шока вследствие того, что ей пришлось пережить за эти два дня.

Рыжеволосую девушку тоже несли на носилках, она, похоже, превысила ночью дозу успокоительного. Лидия шла за ее носилками, без конца повторяя:

– Все будет хорошо… Все будет хорошо…

В какой-то момент девушка открыла глаза, увидела ее и закричала. Потом зарыдала. Лидия отпрянула. В больницу она поехала в другой машине, и там с ней случился припадок. Она начала вдруг дико хохотать. Безостановочно. Навзрыд. Она смеялась и все никак не могла остановиться. Ей принесли воды, она оттолкнула стакан. Вода расплескалась. С ней пытались говорить, но каждое обращенное к ней слово Лидия встречала взрывом дикого хохота.

Наконец, отчаявшись привести ее в чувство, ей сделали укол, и она затихла.

– Оставим ее пока здесь, – решил врач.

А дальше началось следствие. То есть бесконечное ожидание. Не допрашивать же сумасшедших! Следователь и сам постепенно стал сходить с ума от такого расклада. Спустить на тормозах, замолчать случившееся невозможно. Дело, говоря языком журналистов, получило широкий общественный резонанс, и даже столичные газеты об этом писали. Фотографии героев загадочной истории не сходили с первых полос. Тихий провинциальный городок был теперь у всех на слуху. Его так и окрестили: Город Маньяков. Разумеется, местные жители были недовольны.

– Мы не маньяки! – кричали они под окнами здания городской администрации, размахивая плакатами перед нацеленными на них телекамерами.

– Надо разъяснить им! – брызгал слюной мэр на своих подчиненных. – А главное – журналистам! Разъяснить, что никаких маньяков здесь нет! Что в городе все спокойно!

Подчиненные молчали. А выйдя из кабинета шефа, смущенно переглядывались.

– Я и сам боюсь, – вполголоса сказал один зам другому. – Дочь отправил к бабушке в Киев, от греха подальше.

– А я сына за границу вместе с женой, – признался его собеседник. – Вечером из дома не выхожу, веришь, нет?

– Так их же всех в дурдоме заперли, – нервно хихикнул коллега.

– Того тоже заперли. И что? Пусть закрывают лечебницу на хрен. Или переводят психов в другую область. Мы уже нахлебались.

– Точно!

Вот так говорили в городе.

А Лидия Михайлова молчала.

– Кто убил Тычковского? – Молчание. – А соседа вашего кто застрелил? Кибу по голове кто бил?

Михайлова подняла на врача мертвые глаза. Она была абсолютно невозмутима. И по-прежнему молчала.

– Вас хочет видеть один человек. Идемте.

Она послушно встала. Длинный коридор, ряд безликих белых дверей. Она шла по нему молча и остановилась, когда остановился сопровождающий ее врач.

– Подождите минутку.

Тот вошел в палату первым. Потом широко открыл дверь и позвал ее:

– Заходите.

Она нехотя переступила порог. Сидящий на кровати мужчина поднял голову. Лидия его сразу узнала, хотя он был в больничной пижаме, не в костюме, и с обильно усыпанным пеплом ранней седины ежиком волос на голове. А раньше они были темные и намного длиннее.

– Дмитрий Александрович, вы узнаете эту женщину?

Он смотрел на нее не отрываясь. Она выдержала этот взгляд.

– Лидия? – спросил Киба. От его голоса веяло могильным холодом. Она кивнула.

– Разве ты жива? Я же тебя убил.

И тут она дико захохотала. Киба вздрогнул. А она все смеялась и смеялась. Киба слушал этот дикий хохот, и выражение его лица постепенно менялось.

– Что, Дмитрий Александрович? Память возвращается?

Он кивнул. Хохочущую Лидию увели. Киба помолчал минут пять, потом вдруг сказал:

– Позовите Веру.

Завотделением не поверил своим ушам.

– Кого? – переспросил он.

– Веру, мою жену.

– Ну, слава богу! – И врач-психиатр, далекий от религии человек, убежденный материалист, чуть было не перекрестился.

Вскоре приехала Вера Владимировна Киба. Ее встреча с мужем вышла прохладной. Она рыдала и все время звала «Дима, Дима», а он… Он смотрел на нее как-то отстраненно и так же обнимал, со стороны казалось даже, что с брезгливостью.

– Он меня так любил, так любил, – рыдала потом в кабинете главного врача, прежде принадлежавшем Абрамовой, Вера Владимировна. – Дима был такой нежный… Такой… – Всхлип. – А сейчас… Как чужой…

– Успокойтесь. Все образуется. Главное, что он перестал идентифицировать себя с Тычковским. К нему вернулась память.