мире. Здесь же ноосфера была заключена в очень малом «объёме». Потянув край шара на себя, Санька почувствовал, как начался процесс перехода волколака из животного образа в человеческий.

Через короткое время перед Александром снова стоял человек. Причём теперь сознание Саньки разделилось на четыре части. Двумя он контролировал Крока, одним свои глаза и другие чувства, а первым продолжал ощущать себя изнутри.

— Что это было? — спросил Крок мрачно.

— Мне не понадобилась Марта, чтобы тебя контролировать. Надеюсь, что ты не в обиде? У меня свои понимания о собственной безопасности. Мне нравится быть полностью уверенным в моих «друзьях».

— Ты так можешь сделать с любым… э-э-э… с любой сущностью?

— Зачем тебе это знать? — спросил Санька.

— Чтобы было не так обидно, — тихо пробубнил оборотень.

— Скажу только, что не ты первый, и не ты последний. Мне надо было понять, как вы переворачиваетесь. И я понял. Если бы не твои скрытые угрозы… Ты же тоже хотел проверить меня, правда?

Санька увидел на лице Крока подтверждение своих слов в виде краски стыда.

— Вот видишь. Ты сам виноват. И для меня было важно понять, на сколько вы не «контролируете» себя в изменённом состоянии. Я понял, что ты мне солгал. Не расстраивайся и не опасайся. Я никому не расскажу, что я про вас узнал.

Александр всё ещё был внутри ноосферы и наблюдал за реакциями этого существа, которого люди прозвали волколак или оборотень, но с этими существами было не так всё просто. Это были не люди, превращающиеся в зверей, а звери, принимающие облик людей.

Крок внимательно посмотрел на Саньку и преклонил пред ним колено.

— Приказывай, повелитель.

Глава 27

— Я не твой повелитель, Крок, — сказал Санька. — Да, и вы, похоже, легко обходитесь без повелителя.

— Обходимся, да, но без него наши силы слабы.

— Где ваш предыдущий? — спросил Санька, хотя знал ответ.

— Погиб в битве с местными богами. Это было очень давно.

— Его звали Малрок?

— Ты знаешь и это!? — спокойно констатировал Крок.

— Знаю. Я знаю всё, что знаешь ты. Но я совсем не тот, кто сможет заменить его. Мне, по понятным причинам, ближе люди. И я, точно, не деспот. По крайней мере — пока.

— Нам не очень нравился его деспотизм и страсть к покорению миров. Мы вполне удовлетворились бы одним. Малрок был ненасытен. Но он не всегда был таким. Было время, когда мы вместе с ним сражались с силами зла. Но кто-то переубедил его, что это бессмысленно, что люди неблагодарны и не благонадёжны, так как сами часто переходят на другую сторону. Вот и он…

— Но я-то вам зачем?

— С тобой мы завоюем этот мир…

— Но, вот, ты опять… Завоевать мир… И оно вам надо? — рассмеялся Александр.

— Но ты ведь воюешь!

— Воюю, — вздохнул Санька, — но не хочу. Да и без людей мне мир не интересен.

— Тогда давай воевать тех, кто тебе мешает?! Мы сможем ужиться с людьми, но нам мало ваших лесов. Они оскудевают.

— Я понимаю, что, убивая людей, вы становитесь сильнее и это вас возвышает, но меня-то это и беспокоит. Раз боги наложили запрет на убийство людей, значит, так надо. Но и отказываться от вашей помощи не разумно. Надо думать.

— Хорошо, — сказал Крок. — Думай. Спасибо, что не отказал сразу.

— И вам спасибо, что помогли. Останемся пока друзьями.

— Ты теперь знаешь, как нас найти.

— Я знаю!

* * *

Участвовавшие в набеге на Ливонию воеводы остались с войсками ближе к границе. Мало ли что взбредёт в голову магистру ордена?

Алтуфьев со своей тысячей, которая вместе с боевыми холопами составляла около десяти тысяч ратников, направился к Москве, но большую часть воинов оставил по дворянским уделам. В Москву отправились только опричники.

Царь встречал войска Алтуфьева за воротами Фроловской[30] башни Кремля на мосту, перекинутому через тридцатиметровый ров. Для торжественного выезда царя мелких лоточников с моста согнали, вдоль «перил» поставили пеших ратников с алебардами, с площади убрали торговые ряды.

Санька выехал на своём чёрном аргамаке, Адашев следом за ним на белом.

Юрий Яковлевич Алтуфьев ввёл тысячу всадников через северные ворота на Конную площадь. Там, сразу выйдя из ворот, они строились в шеренгу по восемь и относительно ровными рядами и шеренгами, двигались к, почти построенному Брамой, собору.

Встреча войска прошла красиво, торжественно, церемонно и закончилась общим бражничеством.

Боярская дума военной операцией в Ливонии осталась недовольна. Большинство бояр требовало полноценной войны с захватом территории, и разделом её по старшинству родов. Однако власти для принятия решения думе не хватало. Согласно судебнику, принятому в тысяча пятьсот пятидесятом году, одного думского желания было недостаточно. Государь должен был «приказать». И только после этого бояре могли «приговорить».

Словесная «заруба» в думе началась сразу после того, как боярам стало известно о нападении избранных отрядов на Ливонию. После этого дума заседала через день и полоскала царя, не стесняясь в выражениях. Саньку обвинили в превышении полномочий, нарушении традиций и обычаев. Он иногда присутствовал на, и, после официального прибытия войска, пригласили на заседание думы.

Более всего высказывал недовольство Мстиславский Иван Фёдорович двоюродный племянник царя Ивана Васильевича. Ему поддакивали князья Приимков-Ростовский и братья Лобановы-Ростовские.

Санька слушал долго, потом поднял руку.

— Вот слушаю я вас и спрашиваю себя: «Не дураки ли они?» Вы толкаете меня на войну за земли на которых вот уже триста лет сидит Ливонский орден. И вы, так же, как и я знаете, что Юрьева дань, — это только повод для начала войны. Повод надуманный и высосанный из старых епархиальных книг. Что, де, когда-то Дерптская епархия платила Псковской какие-то деньги. Какую-то дань… Не понятно за что…

— Город Юрьев построил Ярослав Мудрый, — крикнул Мстиславский. — Честь Рюрика попрана! Держава в обиде!

— Он твой родич, или мой, Гидиминович? Что ты так переживаешь за мой город, за мою честь?

Мстиславский замолчал и насупился. Александр встал и прошёлся вдоль продолжавших сидеть бояр, заглядывая каждому в душу.

— Но в общем, я с воеводой Мстиславским согласен. И ты не таи на меня обиду, Иван Фёдоровичем, за резкие слова. Мы, действительно, сказали «Аз», и потому должны были сказать «Буки». Давно ливонцам угрожаем, а потому надо и честь знать. Так мы и сделали то, что обещали. Сами пришли за данью и взяли много больше. Потому, я считаю, что честь державы не обижена. Надо будет, ещё пойдём и возьмём.

Санька поднялся из кресла и пошёл вдоль продолжавших сидеть бояр, окольничих, дьяков и воевод,