Именно в этот период рыцари и горожане стали также именно избираться, а не назначаться королевскими шерифами. К середине XIV века палата общин собиралась отдельно от палаты лордов – тем самым было положено начало двухпалатной системе, характерной особенности английской демократии.

На всем протяжении эволюции английского парламента мы, фигурально выражаясь, встречаем следы или отпечатки пальцев Красной королевы. Изначально основанный по образцу народных собраний англосаксов, парламент постепенно стал более влиятельным учреждением. Примечательно, что это происходило несмотря на развитие феодализма, в значительной степени усиливавшего деспотизм короля и элит, как в других частях Европы. Еще более примечательно то, что это происходило по мере роста способности государства, что подтверждается увеличением роли кодификации и исполнения законов, реорганизацией административной структуры королевства и усилением бюрократии (о чем говорит растущее потребление сургуча). Конечно, парламент XIV века не был демократическим институтом в том смысле, в каком мы его понимаем сегодня (даже если оставить в стороне тот факт, что он предназначался только для мужчин). Даже после 1290-х годов, когда члены парламента стали избираться, он предназначался только для достаточно богатых взрослых мужчин. Парламент продолжал оставаться органом более аристократической и привилегированной части общества. И все же дальнейшая мобилизация общества и институционализация его влияния в этот период подтверждают наше предположение о том, что Англия уже находилась в коридоре и двигалась по направлению к более способному государству и способному обществу, хотя и с заметными подъемами и спадами. Такой баланс сил коренился не просто в парламенте, но скорее в структуре общества, в его критической роли при исполнении законов и предоставлении общественных услуг и в том, что именно оно инициировало перемены.

Рассмотрим одно из существенных изменений, отраженных в языке Великой хартии вольностей, – в использовании слов «рыцари» и «вилланы». Феодальное общество было обществом достаточно жесткого и в высшей степени иерархического порядка: кто-то сражался, кто-то молился, кто-то трудился. Те, кто трудились – вилланы или крепостные, – определенно находились в самом низу, в ловушке наследственного подчинения. Отношение к ним людей того времени отражает современное значение слова villain – «злодей, негодяй». На практике это означало, что вилланы и их наследники были привязаны к земле конкретных землевладельцев и связаны различными типами социальных и экономических ограничений, таких как «повинности». В Англии XIV века к ним, например, принадлежал merchet – запрет вилланам вступать в брак без разрешения господина. Разрешение обычно давалось в обмен на определенную сумму денег. Согласно другому правилу (millsuit), вилланы были обязаны молоть свое зерно на мельнице своего господина. Tallage был более или менее произвольно назначаемым сбором, которым периодически облагались вилланы, обрабатывавшие землю господина. Безземельные вилланы не были исключением; с них взимался chevage. Возможно, самыми обременительными были трудовые повинности («барщина»), которые вилланы обязаны были выполнять бесплатно круглый год на земле господина. Этот комплекс феодальных институтов, удушающих свободу вилланов, начал разваливаться во второй половине XIV века, на волне последствий черной смерти – катастрофической эпидемии бубонной чумы, уничтожившей по меньшей мере треть населения Европы с 1347 по 1352 год. Уменьшение населения привело к острой нехватке рабочей силы и общей дезорганизации сельской жизни. Вилланы начали отказываться выполнять трудовые повинности и подчиняться целому спектру феодальных правил. Они отказывались молоть свое зерно на мельнице господина. Они не спрашивали разрешения жениться и выходить замуж. Суды отказывались исполнять старые правила. Вилланы отныне могли апеллировать к новой системе судов и судей, установленной Генрихом II, что подчеркивало критическую роль государства в модификации и установке норм. Землевладельцы были вынуждены устанавливать новые правила держания и аренды земли, которые к 1400 году заменили большинство старых правил о наследственной крепостной зависимости. Клетка норм феодального порядка постепенно разрушалась.

Нидерландско-английский философ и сатирик Бернард де Мандевиль в 1705 году опубликовал поэму «Возроптавший улей», в которой сравнивал английское общество с пчелиным ульем. Его обитатели ведут «роскошную и вольную жизнь», и в нем наблюдается равновесие между государством и обществом.

Но все же пчелы были недовольны, и хотя «ни у каких других пчел не было лучшего правительства», никакие другие пчелы при этом не были настолько «непостоянны и недовольны». Но отчего же общество «возроптало»? Рассмотрим известный случай деревни Суоллоуфилд в Уилтшире. В декабре 1596 года ряд жителей деревни собрались, чтобы записать своего рода небольшую конституцию, состоявшую из 26 резолюций. Согласно резолюции 25, «вся компания обещает встречаться раз в каждый месяц», то есть предполагались регулярные собрания с ведением протокола. Первая резолюция гласит:

Итак, каждого необходимо было выслушивать, не прерывая и стараясь понять глубину высказывания. Резолюция 11 предписывала записывать происходящее на собрание в «бумажной книге».

О чем же говорили содержательные резолюции? Это, по сути, были обычные законы, регулирующие плохие поступки, или, как говорилось в резолюции 25, «намеренные и злые грехи». В их число входили мелкая кража, злословие, хищение дров, гордыня, несогласие и высокомерие (резолюция 18); неподчинение и нарушение спокойствия (резолюция 15); прелюбодеяние и рождение внебрачных детей (резолюции 8, 13); опрометчивый брак (резолюция 20); укрывательство преступников (резолюция 21); осквернение дня отдыха (резолюции 22, 24) и пьянство (резолюция 23).

По этим резолюциям видно, что жители Суоллоуфилда считали свою общину самоуправляемой. Если бы они подождали, то получили бы помощь государства в деле обвинения и наказания. Но даже после широкой экспансии способности государства при Генрихе II большинство видов государственной деятельности добровольно начинали и исполняли местные общины. Например, хотя на каждую «сотню» приходилось по одному или двум констеблям и обычно в каждой деревне был младший констебль, им приходилось исполнять самые разнообразные функции. Они собирали местные налоги, содержали в порядке дороги и мосты, посещали ежеквартальные собрания и проводившиеся дважды в год ассизы. Дошедшие до нас судебные записи показывают, что поимка преступников и доведение дел до суда в очень большой степени было делом отдельных лиц и общин.