27 сентября 1808 года началось совещание в Эрфурте. Дни, казалось, проходили в той же полной гармонии, как и в Тильзите. Наполеон не заметил, каким прекрасным актером был Александр. Из Веймара он писал сестре Екатерине: «Наполеон держит меня за дурака, но хорошо смеется тот, кто смеется последним». Наполеон очнулся лишь тогда, когда заметил, что Александр возражает против совместной военной акции против Австрии. Он кричал, но русский император оставался спокойным: «Вы очень вспыльчивы, а я упрям. Со мной яростью ничего не добьешься. Лучше, если мы побеседуем и обговорим дело – в противном случае я уеду».

Заключенный 12 октября 1808 года в Эрфурте русско-французский тайный договор не содержал ни одного параграфа, который закреплял бы за обеими странами конкретные действия в случае серьезных европейских проблем. Потерпевшей была Пруссия. Французская оккупация сохранялась. Блестящая демонстрация силы, которую Наполеон обещал перед эрфуртской встречей, удалась только во внешнем ритуале. С содержательной точки зрения событие было скорее двойственным. Наполеон действовал против Александра осторожно по очень личным причинам. Уже долгое время он носился с мыслью о разводе с Жозефиной. Наследник престола не появлялся, и в поиски новой супруги оказывалась замешанной и сестра Александра Екатерина. Этот вопрос сыграл свою роль уже в Тильзите. В этом случае Александр был един со своей матерью Марией Федоровной. О том, чтобы одна из Романовых стала супругой Бонапарта, не могло быть и речи. Наполеон велел Талейрану и Коленкуру предпринять тайное наступление. Тема была для Александра настолько нелепой, что он лишь в общем сформулировал Наполеону, что император французов, несомненно, увенчает дело своей жизни новым браком и основанием династии. Имя Екатерины не прозвучало – к счастью для Наполеона, потому что острая на язык и имевшая политические амбиции Екатерина не довольствовалась бы тем, чтобы обогатить династию Бонапарта лишь наследником престола. В этом отношении Екатерина походила на свою мать Марию Федоровну, и императрица Елизавета считала ее грубой интриганкой. Александр оценил политический диалог и совет Екатерины. Чтобы избежать всех дальнейших расспросов, вскоре после эрфуртской встречи было сообщено, что Екатерина в недалеком будущем выходит замуж за принца Гольштейн-Ольденбургского.

В Эрфурте наряду с Екатериной во внимание приняли и ее родившуюся в 1795 году сестру Анну. В 1809-1810 годах французская сторона вернулась к этой теме. Ответ сочинила Екатерина, которая к этому времени была замужем за принцем Гольштейнским и имела резиденцию в Москве. Императору в Париже было очень тактично заявлено, что Анна еще слишком молода для брака. Предложением-де очень польщены и надеются на согласие Наполеона подождать еще два года. Однако Бонапарт сочетался браком с дочерью императора Франца I эрцгерцогиней Марией Луизой.

Решающим, однако, было то, что Россия страдала от континентальной блокады. Она была наводнена французскими предметами роскоши, а жизненно необходимые товары нельзя было ни экспортировать, ни импортировать. Правительство советовало ослабить ограничительные торговые предписания, когда стало известно, что Наполеон намерен аннексировать герцогство Гольштейн. Повод был дан. В последние дни 1810 года появился указ о таможенных тарифах. По этому указу ввозной пошлиной облагались лишь все товары, ввозимые по суше. Экспортных пошлин больше не было, и прибывшие морским путем товары можно было разгружать беспошлинно. Это означало выход из континентальной блокады.

Тильзит, Эрфурт и таможенный указ – узловые пункты на нисходящей линии русско-французского союза. Император России осознавал ситуацию: «Если император Наполеон начнет со мной войну, то возможно, даже вероятно, что мы будем разбиты. Но это, однако же, не принесет ему мира… Мы никогда не подпишем компромисса; у нас глубокий тыл, и мы сумеем сохранить хорошо организованную армию… Я не буду первым, кто обнажает меч, но последним, кто вложит шпагу в ножны… Я охотнее удалюсь на Камчатку, чем откажусь хотя бы от одной провинции или подпишу в своей покоренной столице договор, который был бы ничем иным, как перемирием».

Конфликт был неотвратим. В конце 1811 года посол Куракин из Парижа предостерегал: «Недалеко время, когда мы с мужеством и решимостью должны будем защищать наше национальное наследство и наши нынешние границы». В декабре 1811 года Наполеон уже считался «порождением дьявола, проклятием всей человеческой расы». Россия вооружалась к войне. В марте 1812 года обе стороны полным ходом развертывали войска. Россия требовала от Франции отказаться от неограниченной торговли и не допускала присутствия французских войск в Восточной Пруссии и герцогстве Варшавском. Правда, обе стороны торжественно заверяли, что верят в мирное решение конфликта, но начало войны больше сдержать было нельзя.

20 апреля Александр поехал вслед за продвигавшимися к западным границам русскими войсками, сопровождаемый патриотизмом своих подданных: «Вчера после обеда в два часа император отъехал под крики и добрые пожелания огромной толпы, которая, сильно напирая, стояла от Казанского собора до городских ворот. А так как этими людьми не командовала полиция и крики „Ура!“ не были инспирированы агентами, он был – и это понятно – очень тронут этими знаками расположения нашего замечательного народа!…» «За Бога и императора!» – так они кричали. «Нив своем сердце, ни в своих молитвах они не делают разницы…» – писала императрица Елизавета своей матери в Баден.

Французское вторжение началось 12 июня 1812 года через Ковно и Тильзит. Русские войска были сильно растянуты и не имели надежного сообщения. Первые оценки положения показали неожиданное превосходство французских сил. Император обратился к народу и армии с манифестами и призвал к борьбе, пока последний вражеский солдат не покинет русскую землю. Ответом ему была буря патриотического воодушевления. По желанию своих генералов Александр отправился в Москву. Москва была сердцем России, оплотом патриотического духа. В течение четырех недель смогли сформировать семь новых полков. В начале августа император возвратился в Петербург.

В последовавшие недели императорская семья действовала сосредоточенно и напряженно. Сообщения о ходе войны становились все более тревожными как относительно французского продвижения, так и не кончающихся беспрерывных споров среди русских полководцев. Не Мария Нарышкина, а Елизавета была в эти тяжелые недели решающей моральной поддержкой для императора и империи. Елизавета писала тогда матери: «Как мучительно, что я не в состоянии сообщить тебе, что постоянно днем и ночью занимает мой ум, все равно, бодрствую я или сплю. Привет от моей дорогой и превыше всего любимой России, к которой я в этот момент питаю чувства, как к любимому ребенку, который тяжело болен! Я уверена, что Бог ее не оставит, но она должна вынести страдание, и я терплю вместе с ней и разделяю каждое ее тревожное вздрагивание». Должен был быть найден радикальный выход. Генерал Кутузов был назначен главнокомандующим. Решение последовало в момент крайней опасности. Наполеоновская армия стояла в 240 километрах от Москвы. 7 сентября 1812 года у деревни Бородино, в 124 километрах западнее Москвы, главнокомандующий вынудил французов пойти на открытое сражение.