Десятое: все генуэзцы и те, кто называется генуэзцем, пусть имеют право смело приходить на Кипр на каком хотят корабле.

Одиннадцатое: если вооруженные генуэзские галеры придут на Кипр, не имея на борту товаров, то они не могут быть задержаны при входе в Фамагусту.

Двенадцатое: генуэзцы и те, кто называется генуэзцами, пусть имеют возможность сходить на берег на всем острове, где они пожелают.

Тринадцатое: генуэзцы, владельцы кораблей, и те, кто называется генуэзцами, пусть имеют возможность уходить в свое путешествие из любого места на Кипре, откуда они пожелают.

Четырнадцатое: король и его официалы пусть не имеют права задерживать ни генуэзцев, ни тех, кто таковыми называется, ни их корабли, ни их товары.

Пятнадцатое: взвешивание и меры, используемые генуэзцами в торговле, пусть останутся под их контролем, т.е. под контролем их подеста в соответствии с привилегией, гарантированной королем Гуго; они доказали, что это было записано 10 января 1232 г. после Рождества Христова[517].

Шестнадцатое: коммуна генуэзцев пусть имеет место и право для устройства лоджии[518] для генуэзцев.

Семнадцатое: король и его официалы пусть осуществляют суд и вершат правосудие для генуэзцев по делам, которые они получили[519].

Восемнадцатое: и пусть они предоставляют правосудие сицилийцам и другим, кто был в лоджии генуэзцев в Фамагусте.

Девятнадцатое: пусть соблюдают привилегию благословенной памяти короля Гуго, и каждый случай, которого касается эта привилегия, данная генуэзцам, пусть будет выслушан и решен в соответствии с ее текстом. Пусть будут изгнаны с Кипра [сир Жан де Сюр] и сир Жан Суассон, прежде байло Фамагусты, и пусть они находятся какое-то время за пределами Кипра.

Двадцатое: все, кто хочет провозгласить себя генуэзцем, должен прийти из генуэзских земель и указать двух свидетелей, которые охотно признают их таковыми.

155. Когда послы обговорили вышеназванные статьи и заключили мир, они вернулись к королю, переписали условия договора на правильном французском языке[520] и подали их королю. И он утвердил их все, за исключением изгнания адмирала и сира Жана Суассона[521] Он сообщил об этом в Геную, а они (генуэзцы — С. Б.) выдали ему хартию о его свободе, т.е. охранную грамоту[522].

156. Сразу же генуэзцы снарядили в Генуе 3 галеры и пошли на Кипр; они привезли с собой подеста Джакомо Сальваиго и, провозгласив мир, оставили его в Фамагусте.

157. Нельзя упустить и не рассказать вам, как король восстановил богатство и как он мог позволить себе такие расходы в течение многих лет. Этот король Пьер, прежде чем уехать за границу, назначил казначеем королевства горожанина по имени Жан де Статна[523], латинянина, который получил от короля полномочия собирать нерегулярные налоги[524], старые долги и все, что приносится в королевство временем, год от года, а также делать неучтенные расходы, которые не были зафиксированы и записаны в Секрете[525]. Он очень забеспокоился, когда увидел желание короля найти средства, чтобы идти за море. Синкритики[526] советовали ему поговорить с королем, чтобы провести освобождение перпериариев[527], — а большинство на Кипре были перпериариями — и большинство в Секрете и все богатые горожане Никосии: поэтому сирийцы, которые жили в богатом городе Фамагусте, называли их париками[528]. «Пусть каждый заплатит много, если ты прикажешь», — потому что богатства его отца короля Гуго были растрачены, как вы уже слышали, на военные экспедиции в Турцию. И поскольку король нуждался, он добился того и согласился освободить каждого, кто пожелает, от уплаты подушного налога на том условии, что тот заплатит за себя, свою жену и своих несовершеннолетних детей 2 тысячи белых безантов Кипра. И многие согласились на это [потому что они платили 2, 6 и 16 перперов за каждого; и многие были от этого освобождены]. А король собрал большое богатство. Те, кто не имел возможности заплатить 2 тысячи, вкладывал 1900 и постепенно уплачивал тысячу за каждого мужчину с женой и несовершеннолетними детьми. И таким образом все богатые перпериарии, которые каждый год платили налог, составлявший более 2 тыс. безантов в год, освободились от него.

158. Так как в мире только два настоящих правителя, один светский, а другой духовный, то они были и на этом маленьком острове: император Константинополя и патриарх великой Антиохии — до того как ее взяли латиняне[529]. В связи с этим нужно было хорошо знать ромейский язык, чтобы посылать письма императору, и сирийский [для патриарха]. И таким образом люди учили своих детей, и так велась канцелярия на сирийском и ромейском языках до того, как Лузиньяны взяли остров. [А королевский двор был устроен как двор императора ромеев; и здесь жили дуки, которые пришли сюда]. И [когда начался латинский период], люди начали учить французский, а ромейский был варваризирован, каким он остается и по сей день. Мы пишем на французском и на ромейском, но никто в мире не знает, какой у нас язык.