– Нельзя тебе к Солнцу подниматься – рано, – заявила Дурной Глаз. – Ты не чиста. Ты тащишь за собой неподъемную ношу из лжи и недомолвок. Чтобы Золотое Светило могло дать тебе силу, тебе нужно от той ноши освободиться.

– Ах, так?! – обиделась я и указала на целую вереницу туристов, ползущую к вершине пирамиды Солнца. – Значит, из всех тут одна я лживая?

– Конечно же не одна, – старуха махнула рукой в сторону карабкающихся, – но некоторым из тех помогать уже поздно, другим – слишком сложно. Все равно Золотое Светило не сможет зарядить их, зря только лезут, время теряют… А тебе до благодати от Светила недолго осталось – год всего. Слушай внимательно! Чтобы очиститься, у тебя есть двенадцать месяцев наступающего года. Каждый месяц ты должна скидывать со своего сердца по одной ноше, признаваясь кому-то из своих близких в том, что раньше от него утаивала. Лично от этого человека, поняла? К началу декабря ровно одиннадцать человек должны получить от тебя чистосердечные признания. Двенадцатым станет признание всем, с какой целью ты раскрывала свои секреты. Его ты сделаешь в декабре. А проговоришься про меня и про Солнце раньше – очищение не подействует. Если ни одного месяца не пропустишь и никого нарочно не обманешь, великий груз падет с твоей души. Тогда к Новому году опять приходи сюда и смело поднимайся к Золотому Светилу – оно дарует тебе великую силу. А слукавишь – напрасен будет твой путь. Запомни мои слова… – На этом старуха развернулась ко мне спиной и, не простившись, исчезла так же неожиданно, как и появилась.

Я посмотрела на часы: за время моей беседы с Дурным Глазом наступил новый, 2007 год.

Вернувшись домой, я поняла, что слова индейской провидицы не идут у меня из головы. Еще бы: не каждый же день пристают с советами краснокожие старушки! В конце концов я решаю наущение Дурного Глаза выполнить. А вдруг правда – камень с плеч? Да и самой интересно: наберется ли у меня тайн на целых двенадцать человек?

Начинаю с подружки: как-то проще, со школы еще дружим. Да и грешок мой перед ней – так, символический. Вечером звоню: привет-привет. Помнишь, говорю, в 10-м классе мы с тобой вместе мучились-гадали, отчего Гришко тебя так неожиданно бросил? Так вот: я тогда уже знала, что он с Катькой из параллельного гуляет, в парке их видела. А не сказала – огорчать тебя не хотела… Ближе к ночи Аня перезванивает: «Слушай, а с тобой все в порядке? Почему тебе вдруг Гришко в голову втемяшился?» «Просто так, – буркаю в ответ. – Не хочу, чтобы между нами были какие-то тайны». «Да знала я, что ты знаешь. Тоже мне – нашла что вспомнить!» – вздыхает Анька, прощаясь. Наверное, она до сих пор уверена, что я просто выпила лишнего, вот и одолела ностальгия по ушедшей юности. Меня же тем не менее первый опыт вдохновляет: а что, все живы, и вроде как-то даже полегчало.

Второй «жертвой» моей вынужденной откровенности становится младший брат. Напоминаю ему, как на втором курсе он завалил сессию и хотел забрать документы из вуза, подавшись в грузчики. И именно в то время ему позвонила некая девушка и томным голосом сообщила, что заметила его на лекциях и хочет познакомиться поближе. Но первой подойти стесняется – мол, пусть сам узнает ее в толпе студентов! Брат тогда недоверчиво удивлялся, но беседы поддерживал: долгими вечерами таинственная незнакомка нашептывала ему в трубку, как ей нравятся дипломированные юристы и насколько не нравятся люди без высшего образования. Скоро братец проявил истинные чудеса мужской внушаемости: перестал психовать, досдал хвосты и про карьеру грузчика забыл. Звонившую он так и не вычислил, но особо не расстроился: совсем скоро стал встречаться с однокурсницей.

И вот спустя пять лет я ему сообщаю, что та «девушка» – профессиональный психолог с моей работы! Это именно я, не пожелав числиться сестрой неуча, подговорила ее тогда провести с ним «телефонную терапию»… «Круто! – заявляет новоиспеченный адвокат. – Ну что ж, спасибо, сеструха! А то грузил бы сейчас в овощном. А чего вдруг раскололась-то?»

Пока никто меня не убил и даже не перестал разговаривать. Но впереди – куда более неприятные откровения. Так уж устроена жизнь, что родителей (их я решила посчитать за одного человека, почти сорок лет вместе как-никак!) мы обманываем чаще других. В детстве и юности – из страха быть наказанными, а став взрослыми, просто из опасения их расстроить.

Отправляясь в отчий дом, чувствую себя хирургом, затеявшим операцию без наркоза. Маме мне приходится скрепя сердце сообщить, что мы с мужем не только не «занимаемся планированием» второго ребенка, но и делаем все возможное, чтобы этого не произошло. А папу – огорошить известием, что я не только давно забросила кандидатскую по филологии, но и отчислилась с концами из аспирантуры. Пока они оба хватаются за сердце, я собираюсь с духом и твердо заявляю: «Дорогие родители, если вам так хочется еще одного внука и мою ученую степень, не теряйте надежды – ибо она умирает последней! Но как честная дочь я обязана держать вас в курсе – пока ни второй ребенок, ни научная работа в мои планы не входят!»

Что интересно, слегка придя в себя, родители действительно благодарят меня за правдивость. И добавляют, что в их возрасте нет ничего хуже, чем неизвестность или неожиданность.

Ободренная родительской поддержкой, я решаюсь на «явку с повинной». Дело касается реального преступления. Успокаивает одно: по всем законам срок его давности давно истек. Разыскав телефон своей бывшей классной руководительницы, я сообщаю, куда двадцать лет назад подевался журнал нашего 9 «Б». Каюсь, что это именно я свистнула его тогда из учительской и утопила в пруду. Ведь по алгебре у меня в нем стояли подряд три пары, а на носу было родительское собрание. Тогда журнал так и не нашли, и постепенно дело о пропаже замяли. Клара Михайловна, как выясняется, вот уже пятнадцать лет как на пенсии, но странному звонку ничуть не удивлена. Со знакомыми до боли строгими нотками она заявляет: «Позор, Голубицкая! Никогда бы на тебя не подумала, такая тихая была девочка… Но чистосердечное признание смягчает вину. Молодец, что честно призналась. Больше так никогда не делай!»

Я призналась мужу! В те дни, когда я «задерживаюсь на работе», ссылаясь на собрания, срочные статьи и т. д., я на самом деле иду… Нет, не налево! Всего лишь в кафе или в гости к подружкам. Ну согласись: каждая женщина хотя бы раз в месяц имеет право на вечер без рутинной готовки ужина и мытья посуды?! А каждому мужчине на это время полезно уединиться с ребенком, а не с телевизором. Муж вздыхает: «Я догадывался… А почему ты вдруг решила признаться? Ты что, больше не будешь встречаться с подругами? У тебя кто-то появился? Колись!» Видя, какое направление принимают его мысли, я под шумок сознаюсь, что накануне поцарапала в пробке автомобиль. И спешу уверить благоверного, что грехов страшнее этого на мне нет: просто не желаю его больше обманывать – даже в мелочах. По сравнению с возможностью поиметь рога царапина на машине кажется супругу сущим пустяком, и он быстро успокаивается.