Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не суетись. Поезжай к матери, а я отправлю машину в автосервис, за сутки они справятся.
— Может, все-таки я сам? — продолжал настаивать Алексей, словно почувствовав что-то нехорошее; надо заметить, что близкие друг другу люди, долго и много общающиеся, очень часто предчувствуют опасность, грозящую другому.
— Езжай к матери! — упрямо бросил Олег, затем встал, вытащил из сейфа пачку стотысячных купюр. — Здесь десять лимонов, завези моим, — протянул Алексею деньги и крепко пожал руку. — Зайди в бухгалтерию и возьми аванс, я позвоню. Пять лимонов хватит?
— Вполне, спасибо.
— Отдыхай, а то я тебя до упора заездил.
— Ничего подобного, — возразил тот, потом тихо добавил: — Мне нравится с тобой работать.
— И мне, поверь, буду скучать. — Олег улыбнулся. — Ладно, пока, — кивнул он и взялся за трубку. — Маша, выдай Леше аванс пять лимонов, я позже подпишу.
— Хорошо, Олег Владимирович.
Вишневецкий снова набрал номер.
— Паша, привет! Ты занят?
— Нет, а что?
— Зайди ко мне.
— Иду.
Не прошло и минуты, как в кабинет входил Еременко, по прозвищу Паша-шкаф. Он всегда был очень неравнодушен к черному цвету, и сегодняшний день не являлся исключением. Черные отутюженные брюки, черная шелковая рубашка с длинными рукавами облегала мощный торс, из которого на могучей шее ломового грузчика торчала голова с коротко стриженными волосами.
— Какие проблемы? — спросил он.
— Паша, не мог бы ты заняться «лексусом»?
— А что надо?
— Нужна полная профилактика: мы с Ладой на ней в Минск отчаливаем завтра.
— Чего это вдруг?
— Тестя нужно навестить.
— Надолго?
— Недели на две, не больше. За меня остается Равиль, со всеми вопросами к нему. Если что, звони по сотовому.
— Понятно. Без проблем, давай ключи.
— Лови. — Олег бросил ему связку, и тот ловко поймал ее на лету. — Кстати, ты вроде бы тоже в Ростов собирался?
— Точно, давно хочу наш филиал навестить.
— За недельку управишься?
— И четырех дней хватит.
— Сделай машину и лети.
— Отлично! — согласился Паша и вышел.
Олег так быстро решал все вопросы, связанные с отъездом, словно боялся, что нечто ему помешает уехать или сам он передумает в последний момент. Внутренний голос почему-то отговаривал, нашептывая: у тебя столько дел в Москве, столько забот, а ты вдруг уезжаешь. Однако Олег не внял увещеваниям своего внутреннего голоса и даже ощутил некое странное возбуждение.
Подобное возбуждение испытывает каскадер перед очень сложным и опасным трюком, когда вроде бы все тщательно продумано, но страх остается до самого последнего мгновения, пока еще остается шанс все отменить.
У Олега Вишневецкого оставались еще почти сутки для того, чтобы прислушаться к своему внутреннему голосу и отказаться от этой поездки, но…
Если бы человек мог всегда предвидеть, что ожидает его хотя бы через считанные минуты, насколько легче тогда жилось бы. Скольких ошибок можно было бы избежать…
Отлично отметив с Ланой и Вороновым свое возвращение в Москву, Савелий наотрез отказался от заманчивого предложения поспать на диване и отправился к себе домой. На прощанье попросил Андрея предупредить Богомолова, чтобы тот не беспокоился и что он обязательно с ним свяжется, как только проснется. На его счастье, с такси проблем не возникло, и уже к трем часам ночи он лежал в своей кровати, блаженно расслабив гудевшее от усталости тело; как-никак, а целые сутки не спал ни минуты.
Будильник поставил на одиннадцать часов, уверенный, что восьми часов для полного отдыха вполне хватит, а раньше одиннадцати, тем более в пятницу, Богомолов не освободится от самых срочных дел. Перед тем как окончательно провалиться в сон, Савелий успел подумать, что нужно непременно позвонить Олегу, узнать, как дела, да и вообще было бы неплохо встретиться — несколько месяцев не виделись.
Как же мы жалеем порой, что наши благие намерения, пришедшие на ум перед сном, не воплощаются по каким-то причинам утром в реальность. Вот и Савелий всю дальнейшую жизнь будет жалеть о том, что не позвонил Олегу, не повидал его. Кабы человек мог знать…
А все получилось совсем не так, как задумывалось: сон Савелия прервал вовсе не будильник, а телефонный звонок. Приоткрыв один глаз, Савелий взглянул на часы: девять утра! Чертыхнулся в сердцах, поспать не дают.
— Да, слушаю, — раздраженно сказал он, словно выплюнув эту фразу.
— Не выспался еще, что ли? — прозвучал в трубке красивый баритон Богомолова.
— Нет-нет, все нормально, — солгал Савелий, тряхнув головой, чтобы отогнать прочь сонное настроение. — А я вам хотел после одиннадцати звонить, у вас же селекторное совещание по пятницам.
— На вторник перенес, так что одевайся пошустрее и дуй ко мне, машина сейчас подъедет, позавтракаешь у меня. — Голос генерала звучал серьезнее обычного, Савелию даже показалось, что он несколько встревожен.
— Что-то случилось?
— Пока нет, расскажу при встрече.
— Константин Иванович, я могу кое о чем попросить вас?
— Ты сейчас все можешь, — многозначительно заявил Богомолов.
— Что, Воронов проболтался? — улыбнулся Савелий.
— Не волнуйся, он сказал только одну фразу, остальное доложишь сам.
Савелий легко сообразил, что именно произнес Воронов, чтобы, выслушав его, Богомолов заявил, что ему сейчас все дозволено. Может, он зря не попросил Андрея вообще ничего не сообщать Константину Ивановичу, а улучить момент и рассказать все самому?
— Константин Иванович, не могли бы вы организовать мне встречу с Черномырдиным?
— Зачем тебе понадобился Виктор Степанович? — удивился Богомолов.
— Да тут у меня случайно завалялись двести пятьдесят тысяч баксов, хочу сделать пожертвование в пользу державы, — небрежно ответил Савелий.
— Ты что, чеченский банк по пути грабанул? — пошутил Богомолов.
— Никак нет, товарищ генерал, мне их честно вручили, как говорил великий комбинатор, на блюдечке с голубой каемочкой. При встрече расскажу подробности.
— А с чего вдруг Черномырдину? К чему такая блажь? Можно просто в госбанк сдать.
— Нет уж, пусть премьер решает, какую дыру в бюджете ими полезнее закрыть, ему виднее, — решительно заявил Савелий и тут же с деланным простодушием напомнил: — Вы же сами сказали, что мне сейчас все можно.
— Ловишь на слове?
— Ловлю, — без колебаний признался Савелий.
— И правильно делаешь: сказал «а», значит, должен говорить и «б». Будем надеяться, что у Виктора Степановича найдется сегодня свободная минутка.