«Оу…»

– Тогда я буду защищать ее ото всех, – невозмутимо ответил Люциан.

– Стоит Лиге об этом узнать, твое сердце будет сожжено прежде, чем ты дотянешься до ациама, – предупреждал Джирон. – Отдай ее мне, и все будет в порядке. Она здесь, не так ли?

Джирон внешне ненавязчиво попытался проскользнуть мимо своего племянника, но Люциан его не пустил.

– Ты готов иметь дело со мной?

– Люциан… – примирительно начал Джирон. Но дальше договорить не смог.

– Отмени свое объявление о награде – и получишь обратно своего отмеченного. Это мое последнее предложение.

– Викториус не играет роли, когда разговор идет о дальнейшем существовании праймусов. Ты не понимаешь? Бессмертное пламя. Пока она жива, она просто представляет опасность. Но можешь себе представить, что произойдет, если до ее души доберутся Дариус, Электра или даже твой отец? Их мощь стала бы невообразимой. А другие будут, не моргнув глазом, продавать какие угодно тайны, лишь бы получить у «Омеги» такую же душу. Харрис еще, вероятно, не смог наладить массовое производство, но если он сможет исследовать эту девочку сейчас, когда она пробудилась…

Пока все в комнате понемногу теряли уверенность, Люциана слова Джирона оставляли полностью равнодушным. Он наклонился к дяде так, что его рот остановился всего в нескольких сантиметрах от уха Джирона:

– Если ты не отзовешь предложение награды, я тебя убью.

Джирон застыл. В его черных глазах было отчетливо видно, что угрозу Люциана он воспринял всерьез. Он отстранился от племянника.

– Значит, ты выбрал свою сторону, как и я – свою.

Он тоже, не колеблясь, сделал бы все необходимое. Люциан кивнул:

– Видимо, так и есть.

Больше ничего не сказав, предатель развернулся и пошел вверх по лестнице к выходу. Там он еще раз обернулся.

– Что насчет Викториуса? – спросил он почти небрежно. Ничто не говорило о том, что пару секунд назад прозвучали угрозы смерти.

– Я дам тебе знать, если у тебя будет что-то, что подойдет мне для обмена.

Джирон кивнул и исчез. Комната погрузилась в тишину. Никто не шевелился, пока Люциан не повернулся с мрачным видом:

– Те, кто со мной не согласен, должны уйти.

В этот момент картинка передо мной затуманилась, и вот я уже снова рассматриваю кафель.

Через дверь я услышала шаги и тихие разговоры. Кто-то действительно ушел бы? Люциан не хотел, чтобы я на это смотрела? Я бы даже не могла их за это винить.

Глава 20. Что остается…

Я уже не понимала, как долго просидела под душем. Для меня словно прошли часы. Горячая вода лилась на меня сверху, словно я могла смыть все, что случилось. Но даже выкрученный до предела кран с горячей водой ничего не мог поделать с холодом внутри меня. Одежда потяжелела и облепляла мое тело. Я даже не потрудилась ее снять. А зачем? Если верить Джирону, я и так долго не проживу.

Я была экспериментом…

Меня вывели, чтобы убивать. Так же как я убила Дюбуа. Очевидно, как у брахиона-полукровки, это было у меня в крови.

Всего лишь эксперимент…

Маленький супердемон, ради которого мою маму использовали как инкубатор. Сколько раз они ковырялись в маминой голове, чтобы сделать ее смирной? Чтобы убедить ее, что отцом был главврач, а не какой-то бессмертный? Чтобы заставить ее выйти замуж за хладнокровного мясника и играть в счастливую семью? Неудивительно, что сейчас она переживала один нервный срыв за другим.

Все было ложью. Каждое мое воспоминание о детстве было фальшивым. Это было просто взращивание успешного тестового объекта по имени Ариана.

Ложь. Впервые в жизни это слово стало чем-то большим, чем просто словом. Это было расползающееся, царапающее чувство, которое вцепилось в меня своими мерзкими пальцами и разрушило мой мир, как карточный домик.

Единственное, что было хуже этого скользкого чувства фальши, – это правда: я была просто экспериментом. Вещью. Объектом. Выведенная. Сформированная. Созданная. То, что делало меня собой, чего я сама добилась, опустилось до уровня обыкновенной подарочной упаковки. А до подарочной упаковки никому нет дела. Как и до бантика. Как и до их чувств. Все это в конечном итоге будет за ненадобностью выброшено в мусорное ведро.

Тогда какая теперь разница – одним покушением на убийство больше или меньше? Вопрос только в том, макулатура или опасные отходы?

То, что я смогла цинично взглянуть на происходящее, уже было прогрессом. По крайней мере, слезы я уже все выплакала.

Услышав негромкий стук в дверь, я подумала, что мне послышалось, пока не увидела сквозь стекло душевой кабины, как ко мне приближается темный силуэт. Кто-то открыл перегородку и выключил воду. Люциан. Я не могла смотреть ему в лицо, но узнала его по джинсам. И, конечно, по запаху, на который отреагировали все мои органы чувств. На автомате я подняла стены. Я поклялась больше никому не показывать свои эмоции.

Его тихий вздох выражал скорее не осуждение, а принятие. Он вытащил меня из душа и усадил перед собой. Одно пушистое полотенце накрыло мне плечи, а второе легло на голову. Он заботливо просушил мне волосы полотенцем, а потом положил пальцы под мой подбородок, чтобы заглянуть мне в глаза. Зеленые глаза мягко мерцали.

– Снимай мокрую одежду. Я подыщу что-нибудь сухое, – с этими словами он оставил меня и скрылся в густом паре.

У меня не было сил ему возражать. Точка невозврата давно пройдена. Если она вообще существовала. У меня горели глаза. Я прислонилась к раковине. Рамадон был прав. Я всего лишь пешка. Нет, трофей…

И тут во мне что-то нерешительно зашевелилось. Как будто маленький огонек взвился среди моих мыслей. За него я и ухватилась.

Упрямство.

Возможно, мне стоило вставить некоторым людям палки в колеса. Прежде всего отчиму. Он изобрел меня как оружие. Да ради бога! Он хотел оружие, он его получит. Пришло время вступить в игру!

С новыми силами я сорвала с себя мокрую одежду и завернулась в полотенце. При этом я наскоро проверила части тела, где, по моим воспоминаниям, могли быть раны. Кроме небольших покраснений там и тут, я была невредима. Спасибо Мел и ее дару исцеления. На шкафчике рядом с закрытой дверью лежала стопка сложенной одежды. Люциан за мной подглядывал? Очевидно, нет. Праймус, который одной только мыслью мог раздеть и одеть меня, в таком не нуждался. В итоге я натянула темные легинсы и футболку, которая была мне велика на несколько размеров. И то, и другое пахло стиральным порошком и Люцианом.

Я заплела волосы в нетугую косичку и вытерла запотевшее зеркало. Со слегка размытого отражения на меня смотрела