вытаскивают шлюпки на причал. Вдруг раздался грохот, похожий по звуку на горный обвал. Створки громадных, окованных железом ворот соединились впервые за сто лет.

Миссис Эдит удивилась этой манипуляции, проделанной в такой поздний час, и поинтересовалась, что стало с решеткой, которая до сих пор выполняла функцию дверей. Однако Артур Ранс схватил ее за руку, принуждая к молчанию, что, впрочем, не помешало ей пробормотать:

– Можно подумать, мы собираемся подвергнуться осаде.

Рультабийль повел всех нас в первый двор и, смеясь, сообщил, что если кто-нибудь случайно намеревается прогуляться по городу, то сегодня вечером от этой затеи придется отказаться, поскольку он велел никого не впускать и не выпускать. Стоять на страже поручено папаше Жаку, все так же посмеиваясь, продолжал он, а всем известно, что совратить с пути истинного старого слугу невозможно. Так я узнал, что папаша Жак, с которым я познакомился в Гландье, сопровождает профессора Стейнджерсона в качестве камердинера. Накануне он спал в Волчице, в маленькой комнатке, смежной со спальней своего хозяина, однако Рультабийль все изменил, и теперь папаша Жак занял место привратника в башне А.

– А где же Бернье? – спросила заинтригованная миссис Эдит.

– Они разместились в Квадратной башне, в комнате слева от входа, и будут привратниками в этой башне, – ответил Рультабийль.

– Но в Квадратной башне не нужны привратники! – в крайнем изумлении вскричала миссис Эдит.

– Как знать, сударыня, – возразил репортер, но больше ничего объяснять не стал.

Однако, отведя в сторону Артура Ранса, он дал ему понять, что тому надлежит рассказать жене о появлении Ларсана, поскольку без помощи миссис Эдит им не удастся долго скрывать правду от господина Стейнджерсона. Нужно, чтобы отныне в форте Геркулес все были готовы ко всему, – иными словами, никто не должен позволить застать себя врасплох.

После этого мы вместе пересекли первый двор и оказались в Садовой башне. Я уже говорил, что она стояла при входе во второй двор, однако ров в этом месте давным-давно был засыпан. Когда-то здесь находился подъемный мост. К нашему изумлению, Рультабийль объявил, что завтра же он расчистит ров и восстановит подъемный мост.

После этого он с помощью слуг принялся устанавливать в потерне временную дверь, сколоченную из досок от старых сундуков, которые нашлись в башне. Забаррикадировавшись таким образом, Рультабийль мог теперь смеяться сколько угодно, но миссис Эдит, которой муж тем временем объяснил, в чем дело, от комментариев воздержалась и лишь in petto[8] подтрунивала над гостями, превратившими ее Старый замок в неприступную крепость из страха перед одним, всего одним человеком! Но ведь миссис Эдит не знала этого человека и не прошла сквозь ужасы Желтой комнаты! Другие же – и Артур Ранс в их числе – находили вполне естественными и разумными эти меры, принятые Рультабийлем против неизвестности, против чего-то незримого и неведомого, кружившего в ночи вокруг форта Геркулес.

В Садовой башне Рультабийль на эту ночь не поместил никого, оставив этот важный пост за собой. Отсюда он мог наблюдать и за первым, и за вторым двором. Это был самый важный стратегический пункт во всем замке. Добраться до Дарзаков снаружи можно было, лишь пройдя сперва мимо папаши Жака в пункте А, потом мимо Рультабийля в пункте Е и наконец мимо супругов Бернье, наблюдавших за дверью З в Квадратной башне. Молодой человек решил, что те, кому выпало быть часовыми, спать не будут. Проходя мимо колодца во дворе Карла Смелого, я при свете луны заметил, что закрывавшая его деревянная крышка сдвинута, а на краю стоит ведро с привязанной к нему веревкой. Рультабийль объяснил, что, решив проверить, не сообщается ли колодец с морем, он опустил туда ведро и достал совершенно пресную воду: это свидетельствовало о том, что соленой там нет даже близко. Молодой человек прошелся немного с госпожой Дарзак, но она вскоре попрощалась и ушла в Квадратную башню. Господин Дарзак и Артур Ранс по просьбе Рультабийля остались с нами. После нескольких ничего не значащих фраз миссис Эдит поняла, что ее вежливо просят отправляться спать, и, бросив Рультабийлю ироническое: «Спокойной ночи, командир!» – удалилась.

Когда мы остались одни, Рультабийль повел нас в маленькую комнатку в Садовой башне; она была темная, с низким потолком – прекрасное место, откуда можно было вести наблюдение, оставаясь невидимым. И здесь Артур Ранс, Робер Дарзак, Рультабийль и я среди ночи, не зажигая фонаря, стали держать наш первый военный совет. Честное слово, я просто не знаю, как иначе назвать это собрание растерянных мужчин, укрывшихся за стенами Старого замка.

– Мы можем здесь спокойно посовещаться, – начал Рультабийль. – Нас никто не услышит и не захватит врасплох. Если кто-то сумеет незаметно проскользнуть через вход, охраняемый папашей Жаком, нас тут же предупредят с аванпоста, который я устроил посреди первого двора, в развалинах часовни. Да, я поставил туда вашего садовника Маттони, господин Ранс. Судя по тому, что мне о нем сказали, он заслуживает доверия – как по-вашему?

Я слушал Рультабийля с восхищением. Миссис Эдит была права. Случайно став нашим командиром, он сразу сделал необходимые распоряжения, чтобы обеспечить безопасность замка. Я уверен, он решил держаться любой ценой и готов был скорее вместе с нами взлететь на воздух, чем капитулировать. Ах этот маленький смелый комендант крепости! В самом деле, нужно обладать большой смелостью, чтобы взяться защищать форт Геркулес от Ларсана, – гораздо большей, чем от тысячи осаждающих, как это когда-то случилось с одним из графов Мортола, который, чтобы избавиться от осады, сначала пустил в дело тяжелые орудия – кулеврины{66} и бомбарды{67}, – а потом пошел в атаку и рассеял неприятеля, чьи ряды к тому времени уже наполовину поредели благодаря прицельному огню артиллерии, одной из лучших в те времена. Но с чем предстояло сражаться нам сегодня? С тьмою. Где был враг? Везде и нигде. Мы не могли ни бить в цель, так как не знали, где эта цель находится, ни обороняться, так как не знали, откуда будет нанесен удар. Нам оставалось лишь запереться, быть начеку и ждать.

Артур Ранс подтвердил Рультабийлю, что за садовника Маттони он ручается, и молодой человек, успокоившись, что с этой стороны мы в безопасности, решил объяснить нам положение дел. Раскурив трубку, он несколько раз поспешно затянулся и заговорил:

– Итак, можем ли мы надеяться, что Ларсан, столь вызывающе появившись перед нашими стенами, ограничится безобидной демонстрацией? Удовлетворится ли он чисто моральным успехом, внеся растерянность, тревогу и даже страх в ряды гарнизона? Исчезнет ли он? Честно говоря, не думаю. Во-первых, это не в его характере – он никогда не останавливается на полпути; во-вторых, никто не заставляет его исчезать. Поразмыслите хорошенько; он может предпринять против нас какой угодно маневр, а мы не можем ничего – только защищаться да нанести ответный удар, если будем в состоянии, да и то лишь тогда, когда он сам этого захочет. Помощи извне нам ждать не приходится. И ему прекрасно об этом известно; именно потому он так нагл и спокоен. Кого мы можем призвать на помощь?

– Прокурора, – неуверенно отозвался Артур Ранс: по каким-то непонятным причинам он решил, что Рультабийль не принял в расчет эту возможность.

Рультабийль посмотрел на нашего хозяина с жалостью и некоторым упреком. Ледяным тоном, явно свидетельствовавшим о неуместности предложения Артура Ранса, он отчеканил:

– Вам следует понять, сударь, что я не для того спас Ларсана от французского правосудия в Версале, чтобы передать его итальянскому правосудию в Красных Скалах.

Как я уже упоминал, Артур Ранс не знал о первом браке дочери профессора Стейнджерсона и поэтому не был в состоянии оценить всю безвыходность нашего положения: мы не могли никому признаться в том, что Ларсан жив, не вызвав тем самым ужасного скандала и даже катастрофы. Однако некоторые необъясненные эпизоды Версальского процесса дали ему достаточную пищу для размышлений, чтобы он понял, что мы никоим образом не хотим вновь вызвать интерес публики к так называемой «тайне мадемуазель Стейнджерсон».

В этот вечер Артур Ранс понял лучше, чем когда-либо: Ларсан, невзирая на все прокуратуры мира, держит нас в руках при помощи одной из тех страшных тайн, которые дают людям возможность выбирать лишь между честью и смертью.

Поэтому он лишь молча поклонился Роберу Дарзаку; этот поклон означал, что он готов сражаться на стороне Матильды, словно благородный рыцарь, не спрашивающий о причинах битвы, когда нужно сложить голову