— Я намеревался пригласить вас на сегодняшний бал, но теперь вижу, что это будет неразумно.

— Да, это будет неразумно, — согласилась она, ожесточившись. — Я бы отказалась. У меня совсем нет желания идти с вами.

Своей враждебностью по отношению к нему она бы вызвала еще большие сплетни. Было бы чудом, если бы она согласилась сохранять внешние приличия и вести себя, как полагается невесте.

— Встретимся в церкви. — Он направился к двери, но ее слова остановили его на полпути.

— И не надейтесь! — крикнула она ему вслед.

Он не спеша повернулся, больше не скрывая своих чувств.

— Я не Перси Хемпстед, — сказал он, медленно и очень отчетливо выговаривая слова. — Позвольте мне это довести до вашего сведения.

Она не двигалась и почти не дышала.

— Я не двадцатидвухлетний мальчишка и не законченный дурак. Если вы вздумаете посмеяться надо мной, то прежде хорошо подумайте. Я не побегу с опущенным хвостом в другую сторону. О нет! Я найду вас и волоком притащу к алтарю, если это понадобится. Ни ваши крики, ни скандал меня не остановят.

Она стояла и смотрела на него. Он угрожающе улыбнулся:

— И никто не осудит меня, потому что я — герцог Клейборо, и еще потому что я — мужчина. В то время как вы — женщина, к тому же — эксцентричная. Женщина, про которую говорят, что ей нужна крепкая мужская рука и хорошая порка.

Николь открыла было рот, чтобы возразить.

— Мои действия будут одобрены, а ваши осуждены, — сказал он жестко.

— Я презираю вас. — Это все, что смогла сказать Николь.

Он криво улыбнулся:

— Если вы выбираете скандал, что ж, пусть так и будет. Я умываю руки от всех этих хлопот и предоставляю вас самой себе. Мое великодушие заходит слишком далеко.

— Убирайтесь!

Ничего не ответив, он быстро вышел из комнаты.

Герцог Клейборо нервничал.

Наступил день его свадьбы.

Он не виделся с Николь с тех пор, как ездил к ней пригласить ее на бал. В этом был свой резон. Всякий раз она давала ему понять, что чувствует по отношению к нему, и он всякий раз взрывался и возбуждался. Поэтому, гораздо безопаснее было не вступать с ней в контакт, пока они не поженятся.

Он не отваживался представить себе их совместную жизнь после свадьбы.

В течение десяти дней, оставшихся до свадьбы, герцог успел посетить три домашних приема и два бала, побывал на регате. За последнее время — и об этом говорил весь Лондон — он принял больше приглашений, чем за весь прошлый год. И герцог не только появлялся на различных мероприятиях, он задерживался там на несколько часов и активно общался с другими гостями, очаровывая всех присутствующих. Такое поведение было так несвойственно недавнему затворнику, что герцог стал самой популярной темой разговоров в светском обществе.

Но взгляды Хэдриана не изменились. Его, как и прежде, мало интересовала жизнь общества. На самом-то деле он никак не мог дождаться, когда сможет уехать к себе в Клейборо, где было столько дел и требовалось его личное присутствие. В Лондоне он оставался исключительно из-за Николь.

Он подготавливал новую жизнь для них обоих. Его везде приглашали, он пользовался постоянным успехом, ведь его влияние было непоколебимо и его присутствие всегда желательно. За десять дней он приобрел настоящую популярность. И все это скоро должна будет разделить с ним его жена.

Отвратительные слухи почти перестали ходить по Лондону. Теперь все зависело от того, состоится свадьба вовремя или нет. Если ее отложат хоть на день, его популярность и авторитет начнут падать. Новый слух о том, что герцог на днях ворвался в спальню невесты, распространился в обществе со скоростью лесного пожара. Как и надеялся герцог, общественное мнение расценило это в его пользу.

Где бы он ни появлялся, везде начинали говорить о нем и о Николь. Накануне свадьбы, на вечере у Эйвери, герцог случайно подслушал разговор трех леди.

— Поразительно, — сказала леди Брэдфорд, — они фактически прогнали мадам Леви, чтобы остаться вдвоем!

— Скандал! — с жаром согласилась леди Смит-Реджис. — Он, наверное, совсем без ума от леди Шелдон, раз забыл приличия до такой степени!

— Вы можете представить себя объектом увлечения герцога? — спросила леди Тэлбот мечтательно. — Это, несомненно, любовь.

Хэдриан поспешно отошел, чтобы, не дай Бог, они не заметили его. Он был очень доволен.

В своем клубе на Джеймс-стрит, где он решил показаться, его поджидала неприятность. Войдя в общий зал, герцог почувствовал, что члены клуба сразу перестали разговаривать. Ему захотелось узнать, чем вызвана такая реакция. Он очень надеялся, что это не связано с его браком.

Вскоре все выяснилось. В кабинет, где герцог, по обыкновению, любил посидеть в одиночестве, постучал Джонатан Линдли.

— Вы не возражаете, если я присоединюсь к вам на минуту, Хэдриан? — спросил он.

Немного удивившись, Хэдриан пригласил его сесть.

— Что вы хотели мне сказать, Джонатан?

— Вам будет неприятно, — предупредил Линдли, стараясь говорить потише.

Хэдриан жестом попросил его продолжать.

— Николь мне как родная дочь, поэтому я должен сказать вам о том, что только сейчас стало мне известно. Два члена этого клуба побились об заклад.

Герцог насторожился:

— Что за заклад?

— Такой заклад, за который надо требовать сатисфакции. Лорд Хартенс и лорд Кимберли поспорили, что ваша невеста подарит вам ребенка ранее, чем через девять месяцев со дня свадьбы.

Хэдриан сидел, не шелохнувшись. Ни один мускул на его лице не дрогнул, хотя ярость прокатилась горячей волной по всему телу. Справившись с собой и обретя способность спокойно говорить, он поблагодарил Линдли за информацию и через минуту покинул клуб.

В тот вечер герцог нанес визит лорду Хартенсу в его доме. Беседа была короткой и по существу. Один хорошо поставленный удар лишил лорда двух передних зубов. Угроза, последовавшая вслед за ударом, возымела действие, и Хартенс стал извиняться.

Ходили еще какие-то слухи, и возникали какие-то весьма скандальные ситуации, но все они были в пользу герцога. Он честно отстаивал репутацию Николь, а двое лордов надолго прослыли мошенниками и негодяями. Женщинам эта история показалась просто романтичной, о чем они без устали говорили.

Самое трудное на этой неделе было встретиться с маркизом Стаффордом, отцом Элизабет.

Хэдриан пришел к своему другу, старому, одинокому человеку, надеясь объяснить ему необходимое. Со дня похорон дочери Стаффорд сидел дома, запершись, в состоянии безутешного горя. Так как он никого не принимал и ни с кем не общался, то он и не знал о помолвке Хэдриана. Поскольку Хэдриан был ему как сын, маркиз сделал для Хэдриана исключение и принял его.