Сел с ней рядом.

Голубая звезда горелки и слабый свет облаков – вот все, что освещало их последний вечер, но этого Арвету было достаточно. Он положил ее голову на колени, провел по волосам. Положил руку на лоб – холодный, как камень.

– Я буду скучать, – сказал он. – Ты проснешься, а меня не будет рядом. Ты будешь сильной, сильнее, чем когда-либо, а меня не будет рядом. Я боюсь, Джен. За тебя. Эта сила – кем она тебе дана, откуда ваши силы, люди Магуса? Я не знаю. Потому и боюсь.

Он помолчал, перебирая ее светлые волосы, потом тихо, задумчиво затянул песню, которая всплыла в его памяти сама собой, как нежданный подарок детства. Эту колыбельную пела мама… нет, Элва. Арвет вдруг отчетливо вспомнил ее худые руки, ее тень у его кровати. Старая, как море и горы, колыбельная, слова простые и древние:

Полетит синица за моря, за моря,

принесет она весну, весну.

Теплый ветер принесет она,

рыбу в реках, ягоды в лесу.

Далеко лететь, крылышки болят,

в темном небе звездочка одна,

холодны ветра, тучи высоки,

на горах снега как огонь горят…

Арвет коснулся губами ее губ. Глаза щипало, он провел ладонью по щекам, продолжил:

– Давно был человек… я знаю, ты не любишь, когда я о нем говорю, но он был, Дженни, и есть до сих пор. Он говорил, и люди его слушали, потому что он говорил им слова, которые давно искали место в их сердце. Которые всегда там были, только люди их потеряли. Он возвращал им потерянное, забытое, то, что им было нужно больше всего. Так бывает. Ты забываешь о том, что тебе нужно больше всего.

Он говорил, что важна не сила, а правда. Не важно, где и как ты живешь, а важно, во имя чего, важно, свет какой звезды озаряет тебе дорогу. Потому что с дороги очень легко сбиться, в небе так много звезд…

Он умер и вернулся обновленным, Дженни. Но говорил о том же, всегда об одном и том же…

Арвет погасил горелку. Взял девушку на руки и положил на спальник. Застегнул его, стряхнул с лица ее пыль и землю, которые осыпались со свода пещерки. Он оставил рядом сумку с припасами и с трудом выбрался наружу. В последний раз взглянул внутрь. Ее светлые волосы мерцали, как жемчужина во мраке.

Быстро, чтобы теплый воздух не ушел, он перекрыл вход срубленными прутьями ивы, так, чтобы получилась редкая решетка, и поверх них укрепил темное покрывало, которое прихватил из вагончика. По краям он оставил проход для воздуха, но постарался, чтобы ни единый луч света не проник в укрытие. Сверху он набросал земли и дерна и завалил все срубленными ветвями и сухими листьями.

Теперь ее никто не найдет…

Луна выплыла из разрыва облаков, белая колесница в окружении звездной свиты, провела белыми пальцами по поляне, и Арвет замер.

Дуб преобразился, сияющие ветви поднимались к небу, сухие листья на ветвях сверкали серебром. Не черный белый дуб, лунное дерево, казалось, оно вот-вот отделится от земли, от окрестной темноты и поднимется ввысь, к звездам.

– Господи, спаси ее и сохрани, – сказал Арвет. Он еще раз посмотрел на дерево, в корнях которого спала Дженни, и двинулся обратно по своим следам.

Он прошел почти половину пути, скоро должен был показаться ручей, возле которого нашел свой последний приют туата, когда над лесом прошел вертолет. Большой, военный. Низко, так, что грохот его двигателя отозвался в теле.

Арвет недоуменно глядел в небо, как вдруг вертолет качнулся, выронил тяжелую стрелу, овеянную пламенем, и она, оставляя дымный след, ударила куда-то за лес.

Грохот взрыва докатился почти сразу же, Арвет увидел, как вдали встает зарево, окрашивает серые стволы сосен розовым и желтым, а вертолет в хищном наклоне рванулся туда, где поднимался столб пламени.

Арвет бросился вперед. Магус! Фестиваль, ракета ударила по фестивалю!

Хотел уйти – уходи, он почти услышал, что бы сейчас сказала Элва, и замер. Ты ничем им не обязан, ничего не должен, ты выполнил свой долг и свободен. Иди своей дорогой, Арвет Андерсен, это не твоя война.

Арвет сжал зубы. Дженни в безопасности, но там же все остальные! Он рванулся вперед на зарево пожара.

Перемахнул ручей одним прыжком и остановился перед белым деревом-туата.

Первый, казалось, еще больше ушел в древесную жизнь с тех пор, как они разговаривали, черты лица почти разгладились, и только глаза темнели напоминанием прошлого лика.

Меч белел в корнях дерева.

Арвет взялся за рукоять.

Холод. Тоска. Одиночество…

Вот чем жил сейчас туата.

– Твой ли это меч, человек? – шевельнулись ветви. – Для чего он тебе?

– Чтобы защитить тех, кто мне дорог.

Меч не двигался, холод затекал в ладонь Арвета.

Выстрелы, вдали ударили выстрелы, и следом сразу же ухнула россыпь гранатных взрывов.

– Он мне нужен! – крикнул Арвет с отчаянием. – Не для убийства. Не для смерти, а для жизни.

Туата молчал, только листья, бывшие его огненными волосами, шелестели на ветру.

Арвет потянул вновь, меч вышел из земли. С лезвия осыпались корни, крепко державшие его прежде.

– Спасибо.

Арвет набросил накидку Гвен и бросился вперед, туда, где раздавались выстрелы и взрывы.

Андрей Зорич был в бешенстве. Странное, захватывающее все существо чувство, он редко его испытывал, но сейчас гнев и ярость несли его вперед. Ему казалось, за спиной вздуваются крылья пламени, в котором он сжег металлических гигантов, вышедших из холмов. Но поздно, слишком поздно, что бы ни говорил Фреймус, как бы ни гремел его голос в сознании, сейчас он был не громче шепота.

Господина что-то задерживало в хвосте колонны, он не мог сосредоточиться на связи с сознанием миньона, и Зорич легко отбрасывал его просьбы не торопиться. Когда он возьмет Башню, Фреймус поймет, что он лучший из миньонов, что именно он достоин стать его правой рукой, первым среди прочих миньонов!

В засаде Зорич потерял всех големов и треть кукол, погиб и разведотряд наемников, отправленный в туннели. Едва они вошли в холмы, как те сомкнулись, и радиосвязь оборвалась с воплями и хрипами.

Людишек не жалко, жалко плана наступления.

Войска топтались на равнине перед Башней, нависшей темным гигантом над полем битвы, вершина ее была укутана грозовыми облаками, в которых сверкали молнии. Ожесточенный бой кипел на равнине, куклы рвали на части огромные механизмы из сверкающей стали, которые были явно той же природы, что и гиганты из холмов. Механические скорпионы и быки, из ноздрей которых вырывалось белое пламя, расшвыривали людей как кегли, и только прямое попадание танкового орудия или выстрел из гранатомета могли их остановить.