мы можем поступить и с человеком, правда не подбрасывая его, а прикладывая к нему эти принципы. Из них следует, что человек должен ограничивать свою волю, чтобы не мешать другим. Если же человек не ограничивает себя, то как и камень, не падающий на землю, он рискует улететь в далекий космос. Но конечно сам собой, друзья мои, мы же не можем принуждать к договору, правильно?

"Долженствование" камня – следствие детерминизма. Да, человеческий "детерминизм" – особенный. Человек может иметь свободу воли, но никогда не пользоваться ею – например, если он вырос в лесу. Но гораздо чаще мы наблюдаем нарушение второго принципа. Человек навязывает свою волю другим, в том числе морально. Почему? А почему бы и нет? Универсальность этики сродни универсальности логики. Можно мыслить логично и радоваться свету истины, а можно заблуждаться и жить во тьме предрассудков. Так и тут. Можно вести себя этично и быть свободным, а можно своевольничать и жить в постоянном страхе. Что же делать, если человек принципиально отрицает этику? Выход кроется в понятии "определения". Если мы определим камень, как нечто падающее вниз, если это подбросить, является ли камнем то, что никогда не было подброшено? Договор – это тест. Так давайте подбросим!

Но вдруг человек оказался по обьективным причинам не способен на договор? Скажем, некто лишил другого свободы воли. Бывает? Безусловно. Человека можно лишить физической возможности двигаться, есть, пить. Его можно превратить в робота, выполняющего чужие команды. Можно напичкать таблетками до состояния полной невменяемости. Или промыть мозги и запутать до степени абсолютного послушания. Короче – низвести до состояния камня. Но можем ли мы после этого положа руку на сердце сказать, что это – человек? Только честно? А тот, кто его довел до такого состояния? Чем он отличается от, скажем, волка, который навязывает овце свою волчью волю? Тем, что сыт, причесан и неплохо разбирается в философии? Но какое это имеет отношение к человеку?!

Потому что каким бы иным не казался нам детерминизм свободы – он по сути такой же. Быть человеком можно только если подчиняться "законам" человека. Бытие = долженствование. Проще говоря, нельзя просто "быть" человеком – родиться и жить, следуя законам детерминизма, внешнему принуждению, привычкам или традициям. Быть человеком значит хотеть, стараться, стремиться им быть. Аналогично, свобода появляется только когда к ней стремятся, добро – это то к чему должно стремиться и т.д. Человек, выбирающий насилие – не человек, потому что он ничего не выбирает. Насилие не выбирают, насилию подчиняются.

Цель "быть человеком" не включает выходных, праздников или отпусков. От выбора нельзя уклониться. Даже когда его не хочется делать и кажется, что его можно избежать, выбор все равно происходит, только теперь сам собой. Его делает кто-то или что-то другое, а человек превращается в обьект выбора, теряет статус субьекта и одновременно – человека. Потому что уклонение от выбора это тоже выбор. И насилие не спрашивает человека – знает ли он, соображает ли что делает? Детерминизм непреклонен, поэтому знание о самоограничении так же императивно, как и само самоограничение. Уклониться нельзя не только от выбора, но и от знания о нем. Что ставит вопрос о книге совсем в иную плоскость, не так ли друзья?

Возможно, наши принципы не нормативны по форме. Но это еще лучше, потому что они нормативны по содержанию. Они определяют, что такое человек. Высказывание "человек – существо, которое думает" по содержанию эквивалентно "человек должен думать". Не "может", а именно "должен" – кто что может, неизвестно. А "человек имеет свободу воли" эквивалентно "человек должен быть этичен". Таким образом, мы можем переписать наши принципы организации общества свободных существ людей гораздо яснее:

1) Человек – тот, кто сам ограничивает свою волю.

2) Общество – совокупность людей, согласующих ограничение воли каждого.

Все, что не соответствует этим определениям, следует называть иными терминами, например, "гомо-сапиенс", как придумали называть современного обитателя планеты не лишенные юмора ученые, или "гоминид". Ведь мораль, как навязанные эволюцией стадные нормы взаимопомощи, присуща уже обезьянам, ученые в этом неоднократно убеждались. Все, выживающие коллективно, так или иначе следуют стадной "морали". Но пока ученые не смогли обнаружить ни одного животного, способного стать свободным. Этика оказалась присуща только людям. И их уже обнаружили.

Правда? Честно говоря, друзья, мне трудно углубляться в этот вопрос. Однако у меня нет никаких сомнений, что любая разумная цивилизация использует обьективную этику как свою нормативную основу. И это, кстати, было бы самым важным, что следовало бы позаимствовать землянам, но почему-то я думаю, их, если что, больше заинтересуют новые орудия убийства. Так или иначе, поскольку у нас нет возможности исследовать инопланетян, оставим их в покое.

– Зачем мы живем?

Но почему самоограничение – т.е. всего лишь ограничение своих желаний и потребностей – делает нас людьми? А как же обьективное добро, создание возможностей? Как из ограничений появляется уникальность личности, труд, творчество и безграничный прогресс? Какая тут связь?

Ну, во-1-х, напрямую все это из самоограничения не вытекает, вытекает свобода, а уж из нее вытекают всяческие, как мы знаем, чудеса. Но, опять таки, вытекают не гарантировано. А во-2-х, самоограничение – это только начало. Тут уместно будет разобраться, как и к чему свобода нас принуждает. Свобода начинается с того, что мы ограничиваем своеволие: страсти, желания, инстинкты, потребности и т.п. – все то, что идет прямиком из нашей животной природы, потому иначе этому добру идти неоткуда. Так мы боремся со своей природой и научившись более-менее жить в мире, договорившись, мы обнаруживаем, что источники многих наших желаний лежат, на самом деле, снаружи. Так, страх идет прямиком от внешней угрозы, холод – от того, что выпал снег, голод – что рядом не нашлось жареного гуся и т.д. Ибо мир мы познаем, в основном, опираясь на наши органы чувств. Конечно, можно сколько угодно бороться со страхом и холодом сидя на месте и ничего не предпринимая, но такое самоограничение может легко ограничить время жизни, а это вовсе не то что нам бы хотелось. И потому естественным продолжением самоограничения, а точнее – более эффективным, становится ограничение внешнего насилия, изменение внешних условий. Как это связано? Изменение условий позволяет нам лучше контролировать наши желания. И устранение угрозы, и теплое жилище – в конечном итоге всего лишь средства сделать так, чтобы мы вели себя прилично, чтобы не убивали все, что кажется опасным, не дрались изза места у