— Очень, — наконец смогла произнести я. — В общем, Денис дал мне на размышление три дня. Он надеется, что я еще передумаю. Но я не передумаю…

— А что будет через три дня?

— Он меня убьет… — выдохнула я.

— Ты серьезно? — опять тем же странным голосом спросил Саша. Я представила прядь волос, упавшую ему на лоб, блеснувшую запонку на манжете. Вот он стоит, держа трубку у уха, слушает меня, и лицо у него… Если б видеть, с каким лицом он слушает меня сейчас!

— Я — да. И он, похоже, не шутил… — сообщила я.

— Лиза, если это так, то надо что-то делать. Ведь я тебя знаю — ты любого можешь довести до сумасшествия… — Саша говорил вроде бы шутливо, но в его голосе проскользнула тревога.

— Ничего не надо. Я сейчас еду к Вере. Там он меня не найдет. Пересижу некоторое время… Потом… потом не знаю. Надеюсь, его страсти утихнут.

— Вера — это подруга? Ты дай мне ее телефон, на всякий случай…

— Зачем?

— Ну мне же не все равно! — неожиданно сорвался он. — Зачем ты тогда позвонила?!

— Затем… Я тебя люблю. Может, нам не удастся поговорить еще раз. Хочу, чтобы ты знал.

— Так дай ее телефон или адрес! Я должен…

Я не стала слушать, чего он там должен и кому, и бросила трубку. Мне хотелось плакать и смеяться — все вместе. Саша все еще беспокоился обо мне!

К началу апреля растаял весь снег, и город, черный, с влажными, точно после генеральной уборки, дорогами, стоял притихший и неподвижный.

— Как странно всегда весной… — сказала мне однажды Вера, пытаясь в одно прекрасное утро распахнуть заклинившую балконную дверь.

— Почему? — спросила я, оторвавшись от томика Валерия Брюсова.

— Ну… странно, и все тут… Тревожно и в то же время хорошо. Солнышко… За зиму отвыкаешь от солнца! Как будто я или умру, или придет ко мне счастье, такое огромное, что не вместить его во всю жизнь.

— Как это так? — спросила я, впрочем, не сильно удивляясь Вериным словам, поскольку сама испытывала нечто подобное. — Или смерть, или… Наверное, ты имеешь в виду любовь?

— Наверное… — Отсыревшая балконная дверь наконец подалась и распахнулась со звоном — в тесную кухоньку ворвался холодный свежий ветер вместе с неистовым воробьиным чириканьем — там, внизу, было что-то вроде небольшого сквера и росли тополя.

— Ай! — воскликнула я, ловя разлетевшиеся по углам листы со своими записями. — Вера, что ты делаешь?..

— Хочу на балконе подмести — грязи здесь столько с осени развелось…

Вера в отличие от меня обладала стойкими хозяйственными навыками.

— Уже десять дней прошло, — пробормотала я, отложив книгу.

— От чего? — Она задержалась в дверях, обернулась ко мне. Солнце светило ей в спину. — От намеченного дня свадьбы, да?

— Ага. Я бы уже десять дней была женой Дениса. Мы бы сейчас сидели в каком-нибудь венском кафе, пили кофе и закусывали пирожными… Или ходили бы по развалинам старинного монастыря, или что там еще мне было обещано!

— Медовый месяц, — вздохнула Вера. — Послушай, а вдруг ты совершила страшную ошибку?

— Какую? Что не вышла замуж за Дениса?

Ее светлые волосы просвечивали на солнце, сияли над головой золотым нимбом, по лицу бежали какие-то отраженные блики — Вера в тот момент казалась удивительно юной, точно девочка-подросток. Впечатлению еще способствовала ее тоненькая фигурка. Прическа ее теперь являлась точной копией моей, и многие из соседей, живущих в доме, путали нас. А когда видели вместе, говорили, что и не знали, что у Веры есть сестра-близнец…

— Ну да! Просидишь теперь всю жизнь в старых девах…

— Вера, что за отсталые понятия! — возмутилась я. — Сейчас не девятнадцатый век! И, потом, зачем мне портить Денису жизнь — ведь я ни капельки его не люблю.

— А кого тогда? Сашу?

— Сашу. И тебя.

Она засмеялась:

— А я только тебя… Потому что больше у меня никого нет.

— Вера, тебе надо было идти на свадьбу вместо меня — Денис не заметил бы подмены, и все были бы счастливы…

— О, я его так боюсь!

— Кого, Дениса? Но ты же его не видела…

— Все равно боюсь! Ты так о нем рассказываешь… — с суеверным выражением на лице произнесла Вера.

— Да ну, глупости!

— А зачем тогда от него у меня прячешься?

— Просто по тебе соскучилась. Если я тебе надоела, то выгони меня!

— Что ты! — испугалась Вера. — Я вовсе не потому спросила… Я потому, что ты тоже его боишься.

— Уже нет. Прошло достаточно времени. Наверное, он уже смирился. Нет, он, конечно, ужасно зол на меня, но не будет же он меня убивать!

— Ну, не убьет, так побьет…

— Вера, ты сама не знаешь, что ты такое говоришь! — засмеялась я. — Денис никогда не поднимет руку на женщину. Он джентльмен. Это так неэстетично, так низко — бить женщину. Только пролетарии так поступают… И вообще, закрой дверь, а то дует.

Она подмела на балконе, а потом зашла обратно на кухню, держа в руке совок. Лицо у нее было задумчивое и рассеянное.

— Ты чего, Вера?

— Да вот, вспомнила, что через три недели Пасха. Поедем к папе?

— Да.

— Это, вообще, неправильный обычай — ездить на кладбище в Пасху. Говорят, надо в какой-то другой день, но я почему-то в первый раз подумала, что папе будет грустно. Ко всем приедут, а к нему нет…

— Вера!

Иногда она была совершенным ребенком, хоть и на шесть лет старше меня. Папе будет грустно! Словно он живой там, под могильной плитой.

— Завтра с утра наведаюсь к себе, — сказала я, чтобы отвлечь Веру. — Посмотрю, как там дела. Возьму куртку, плащ, еще кое-что… пора перейти на весеннюю форму одежды.

— А не страшно? Вдруг он тебя будет ждать…

— Вряд ли. Что, у Дениса других дел, что ли, нет? Понедельник, утро…

— Я поеду с тобой, — неожиданно заявила она. — Не могу отпустить тебя одну.

— Вера, ей-богу, ни к чему…

— Нет! — вдруг рассердилась она. — Я не могу тебя бросить.

Я засмеялась, глядя в ее испуганное, сердитое лицо.

— Ладно, поедем вместе.

Потом она ушла в магазин, а я осталась сидеть дома, над томиком Брюсова. Но мне не читалось, мысли улетали куда-то далеко. К Саше.

Последнее время я не могла вспоминать о нем без слез. Я так любила его, что больше уже не сомневалась в правильности своего поступка. Я совершенно правильно ушла от Дениса, потому что я не смогла бы с ним жить, храня в сердце столько нежности к Саше. Чем дальше, тем сильнее любила я Сашу.