Пока мы говорили, солнце ушло за горизонт. День безвозвратно покинул небо, и свет стал таким жидким и слабым, что я едва различала лицо Элси.

– Не вини себя. Ты не виновата, ты поступила так, как считала правильным.

– Ты меня прощаешь? – спросила Элси.

– Конечно. Я всегда тебя прощу.

Она протянула руку, а я вытянула свою, будто мы столько лет носились с кусочком прошлого и наконец нашли для него место.

– Мне только хотелось бы вспомнить остальное, – призналась я. – У меня ощущение, что по-прежнему многого недостает.

– Если ты когда-нибудь вспомнишь все… – Элси колебалась. – Запомни, ты меня простила. – Ее голос сплетался с ветром. – Помни, ты сказала, что я не виновата!

– Ты это к чему?

Элси ответила не сразу, а когда наконец заговорила, я едва разобрала ее слова:

– Если ты когда-нибудь откроешь эту ячейку, Флоренс, если ты когда-нибудь ее откроешь и найдешь нечто неожиданное, ты просто помни, что мы значим гораздо больше, чем наши худшие поступки. Помни об этом, Флоренс! Пожалуйста, помни, даже когда меня не будет рядом!

Мы стояли в молчании. Я слышала только собственное дыхание. Казалось, прошла целая жизнь, вечность, прежде чем мы пошли обратно, взявшись за руки. Они стали совсем старыми, наши руки, – обвисшая кожа в старческих пятнах, и все косточки наперечет, но рука Элси по-прежнему идеально ложилась в мою, и я чувствовала ее силу. Я стиснула ее, убедиться, что она тоже чувствует эту силу.

– У тебя все будет хорошо, – сказала Элси. – Все с тобой будет хорошо.

Хэнди Саймон

Хэнди Саймон глядел на зеркальный шар под потолком. Гипнотическая штука, отчасти даже убаюкивающая. Словно в маленьких зеркальцах мир теряет большую часть своей важности.

– Вы весь вечер на него смотреть намерены?

Мисс Амброуз, успевшая полежать и вернуться, курсировала между кухней и фуршетным столом с разнообразными закусками. Щека у нее была измята от сна там, где подушка вдавилась в мысли.

– Если можно побеспокоить вашу особу, то торт уже разморозился.

Саймон вошел в кухню. Гейл через «е» стояла у металлического стола с темным от сдерживаемого гнева лицом.

– Я не привыкла, чтобы из кухни делали проходной двор! – вспылила она. – Надеюсь, руки у вас чистые! Нам тут снова санитарная инспекция не нужна!

– Что значит – снова? – не удержался Саймон.

– Мы пытаемся поддерживать нормальную обстановку, – огрызнулась Гейл. – Смотрите лучше, куда несете этот торт!

Саймон обтер руки о штаны и понес блюдо в гостиную, превращенную в бальный зал. Там уже суетился массовик по имени Лайонел, облаченный в рубашку с оборками, разбегавшимися от бархатного галстука-бабочки и параллельными линиями исчезавшими под широким кушаком.

– Добро пожаловать, добро пожаловать, – пропел Лайонел.

Саймон выравнивал тарелки с нарезанным тортом.

– Нет-нет, – отмахнулся он, – я из персонала.

– Молодой человек, не бывает людей категории «персонал». – Лайонел вытаращил глаза: – Разве вы не умеете танцевать?

– Не знаю, нет, по-моему. – Саймон на секунду посмотрел на крошечные зеркальца шара.

– Все умеют танцевать, все! Нужно только найти подходящую песню. – Маленькой палочкой Лайонел нарисовал в воздухе восьмерку.

– А разве будет оркестр? – спросил Саймон, не отрывая взгляда от палочки.

– Кассеты, молодой человек, кассеты. – Лайонел выговорил это слово на итальянский манер, отчего оно даже стало интересным.

– Записи, – пояснила мисс Амброуз, проходившая мимо.

– Даже кассетам нужен дирижер. – Лайонел еще раз эффектно расписался в воздухе. – А танцорам нужно показывать, когда делать повороты, а когда шассе.

– Что? – не понял Саймон.

– Смотрите. – Лайонел указал на свои туфли, начищенные с таким энтузиазмом, что в них, казалось, отражался весь мир. Он изобразил шаг вальса и ткнул пальцем в Саймона: – А теперь вы!

Саймон повторил. Это оказалось на удивление легко.

– А теперь вот так, – предложил Лайонел. – Ага, а теперь соедините первое и второе!

Странно, но ноги Саймона прекрасно знали, что делать. Обычно они ждали команды от мозга, а мозг у Саймона редко составлял четкое мнение о событиях, однако повороты и шаги были ему абсолютно понятны.

Лайонел восторженно зааплодировал:

– Молодой человек, да у вас просто природный талант!

Саймон расплылся в улыбке, но спохватился, что до сих пор держит в руках тарелку с куском торта.

– Если позволите, – язвительно начала мисс Амброуз, забирая у него торт, – то там крекеры просто кричат о своем желании соединиться с сыром из тюбика.

Флоренс

Мы вернулись в гостиницу и, отогрев носы и щеки в отапливаемых комнатах, готовы были пуститься в пляс, как много лет назад. Мы с Элси прикладывали платья, выбирая лучшее, одалживали друг другу украшения – словом, делали все, чтобы побыстрее забылся разговор на пляже. Когда мы вышли из номера, Джек уже ждал на площадке.

– Давайте спустимся вместе, – сказал он, предлагая мне руку. – Негоже леди входить в бальный зал без кавалера.

Я взяла его под руку, и мы втроем вошли в зал с музыкой и зеркальным шаром, будто попав в далекое прошлое, о существовании которого почти забыли.

На танцполе есть своя магия, даже когда никто не танцует. Может, это запах натертого пола, или ритм музыки, или воспоминания о былых днях, как мы кружились по залу, а туфли немилосердно жали пальцы, но мы все равно были счастливы. Мелодия обволакивала, заглушала мысли и смягчала одиночество.

– А вот еда, – обрадовалась Элси. – И бесплатные напитки. В ратуше такого никогда не бывало!

Я поглядела туда, где мисс Амброуз надзирала за блюдом сандвичей с яйцом. На этот раз они были без корок, потому что иногда проблемы лучше предупреждать, чем решать. Рядом с сандвичами и мисс Амброуз, завернутый, как в саван, в темноту угла, стоял Ронни Батлер, заложив руки за спину, и разглядывал людей в зале.

– Но почему сейчас? – допытывался Джек. Его слова заглушала музыка. – К чему рисковать спокойной жизнью под чужим именем, объявившись сейчас?

Я стояла под самым прожектором, Ронни наверняка меня видел, но я дошла до точки, когда это уже неважно. Иногда я теряла его из виду: зал заполнялся людьми, парочки проходили на танцпол, но Ронни неподвижно стоял у стены и смотрел сквозь время.

– Причина, наверное, в молодом человеке, который спас его от грабителя. Ронни столько лет скрывался, а тут вдруг попал на первые полосы газет! – догадалась я. – Должно быть, испугался, что его узнают и минувшее его настигнет, и решил первым догнать прошлое.