«Ну, вот и все, — решил Леха, глядя в бездонное небо, в котором сейчас не было ни облачка, — вдвоем нам ни жить».

Он внезапно оглох, хотя продолжал еще некоторое время видеть, поэтому не услышал, как раздался позади него стук сотен копыт. Не видел, как из-за поворота лесной дороги появился отряд скифской конницы во главе с Уркуном. Как накрыл амазонок град стрел. Ничто не волновало морпеха, ведь он уже начал свое путешествие в мир богов.

Ветер крепчал, но Чайку это совершенно не волновало, за свою долгую жизнь воина он совершил много морских путешествий и научился не бояться штормов. Никакой шторм не мог помешать ему сейчас, осуществить задуманное, пусть даже сам дух моря воспротивится этому. Квинкерема доверху груженая морпехами, мощным тараном рассекала волны Тирренского моря, приближаясь к берегам Италии. Благодатная Сицилия осталась позади. Следом за флагманом шел целый флот из тридцати двух кораблей, половина из которых тоже была квинкеремами. Остальное составляли триеры. Гасдрубал отдал Чайке большую часть своего флота.

Этот флот был полностью снаряжен для боевого похода и, при необходимости, мог даже осадить любой прибрежный город. Сил было достаточно. Но не города волновали сейчас Федора Чайку, а маячивший на горизонте римский флот, пытавшийся ускользнуть от него.

— Я все равно догоню тебя, — скрежетал зубами Чайка, высматривая корабли неприятеля, — никуда ты от меня не денешься. Ни днем, ни ночью.

Непобедимый Карфаген пал буквально за два дня. Федор вывел на улицы всех своих повстанцев, которых к тому моменту насчитывалось уже чуть меньше пяти тысяч. Восстание охватило целые районы города, в одночасье переставшие подчиняться сенату. Эндимиону пришлось снимать часть войск со стен и отправлять их на подавление бунта в тылу. Именно этого и ждал Федор. Возглавив отряд из семисот человек, он лично атаковал и захватил часть крепостной стены и две башни, удерживая их целый день. Даже после кровопролитного сражения со спартанцами Эндимиона, Федор удержал свои позиции на стенах, дожидаясь прорыва Гасдрубала.

Когда штурм начался, Эндимион продолжал предпринимать отчаянные попытки восстановить свою власть над утраченными районами города, но тщетно. Войск ему не хватало. Большинство из прибывших с ним спартанцев к этому времени были убиты. В одной из контратак погиб полководец Фест — его правая рука.

Штурм Гасдрубала был мощнейшим. Приступы происходили постоянно, почти по всей длине стен. Брат великого полководца, вовремя получил информацию о восстании и направил свой главный удар именно туда, где ближе всего было до районов, контролируемых Чайкой. С потерями он не считался. Этот штурм должен был стать последним. К исходу вторых суток их разделяла лишь одна стена — наружную захватили солдаты Гасдрубала, а внутреннюю повстанцы Чайки.

Проведя осмотр своих людей, Федор понял, что еще день он не продержится. Эндимион не прекращал попыток выбить его с захваченного плацдарма. И поэтому Чайка решил ускорить падение города. Вызвав к себе своих помощников, он объявил:

— Ксенбал и Летис, мы идем на приступ второй стены. Приказываю оставить здесь сотню самых стойких бойцов. Остальных берем с собой. Как стемнеет, открываем ворота башни и пробиваемся навстречу к Гасдрубалу. Я послал ему весточку, быть может, она успеет дойти. А нет, так он сам услышит о нас.

Оба его помощника, единственные оставшиеся в живых из диверсантов, кивнули. Им и без того было ясно, что Федор поступает верно. Даже в укрытии было трудно держаться против регулярных войск. Помогало то, что многие из бойцов сената то и дело дезертировали со своих постов, уходя в город и оголяя целые участки стен. До открытого перехода войск сената на сторону Гасдрубала было уже недалеко — Эндимион казнил за предательство десятками прямо на стенах, и Федор сам видел несколько показательных казней, — но нужно было подтолкнуть ситуацию. И Чайка решился на новый приступ.

Когда стемнело, он, взяв фалькату и овальный щит, первым встав у ворот.

— Открывай, — приказал Федор Летису, бросив короткий взгляд назад, где толпились повстанцы в разношерстных доспехах, из которых за короткий срок ему удалось сколотить вполне приличную армию, справившуюся со своей задачей, — пора покончить с этим.

Здоровяк и еще трое бойцов сбросили на камни мостовой огромный брус, служивший засовом. И потянули на себя створки массивных ворот. Металлическая решетка была уже поднята.

Когда проход открылся, Федор вскинул фалькату вверх и прокричал «За Ганнибала!» устремившись в темноту ночи, подсвеченную лишь факелами. Они ворвались на небольшой оборонительный вал, который был насыпан по приказу Эндимиона, как раз на случай прорыва, ожидавшегося с другой стороны. Здесь их ждали, выстроившись за мантелетами римские легионеры, которых затребовал Эндимион, когда солдат сената стало остро не хватать. Первый бросок пилумов унес множество жизней, но и удар повстанцев был силен. Они разбросали мантелеты и опрокинули заслон легионеров, прорвавшись к новой башне. Идея о свободе и близком окончании войны заставляла их не бояться римских мечей и копий.

Фальката Федора рассекла в ту ночь немало панцирей, и отрубила немало голов в шлемах с красным плюмажем. Делал он это с упоением, дрался так, как никогда раньше. Чайка хотел быстрее разделаться со всеми, кто мешал ему быстрее вернуться в особняк Баркидов и освободить свою семью. Он не жалел своей жизни, уповая лишь на то, что боги не могут даровать ему смерть, до тех пор пока он не закончит свои дела. А дел у него было много.

Гасдрубал послал на приступ своих лучших людей, и пока Федор пробивался к башне изнутри, над стеной разгорелось целое зарево. Это заработали катапульты, осыпая защитников огненными снарядами. Вскоре, отправляя на тот свет очередного легионера, Федор выдернул меч из рассеченного панциря и услышал какой-то методичный стук, гулко отдававшийся под сводами башни.

— Это таран, — в ответ на его мысли, крикнул ему Ксенбал, сражавшийся рядом, — они хотят развалить ворота.

Легионеры, которых Федор с повстанцами уже прижал к стене, — римляне тоже дрались как звери, но их было меньше, — также услышали, что за спиной творится неладное. А когда массивные ворота треснули пополам и обрушились под ударами огромного тарана, конец был предрешен. Пехотинцы Гасдрубала хлынули в освободившийся проем и вскоре сомкнулись с бойцами Федора.

Когда Чайка узнал, кто именно командует прорывом, радости его не было предела. Вот отсветах пламени и облаке пыли, еще не осевшем после падения ворот, ему навстречу вышел воин в богато отделанной кирасе и, едва завидев, Федора, сначала остановился, не веря своим глазам, а потом обнял его за плечи.

— А говорили, что вы с Летисом в Нумидии, — усмехнулся в бороду Урбал, отстраняясь от Федора и обнимая гиганта.

— Это была военная хитрость, — пояснил Летис и, поправив съехавший в драке шлем, добавил вполголоса, — у нас было задание.

— Я вижу, — кивнул заместитель Чайки, — вы тут неплохо потрудились.