воображения разворачивает мир под собственной юрисдикцией, что может дать нам изохрония? И что может дать сравнение на уровне метаграмматики?

Насчет взаимной альтернативности и очевидной конкуренции этих языков: не дезавуировать ли нам теперь противопоставление «человек дела» с одной стороны и «прожектер-мечтатель» с другой? И не установить ли такое разграничение: каждый руководствуется языком собственного воображения и преуспевает в зависимости от степени его членораздельности?

в) Каждый язык и, соответственно, навеянный им мир имеет собственный аналог ситуации решающего экзистенциального выбора. Быть или не быть, струсить или не струсить, тварь я дрожащая или право имею? В каждом учрежденном мире имеется аналогичная (или гомологичная) развилка.

г) Готов ли я все сложить к ногам любимой? Разделить с ней жизнь и судьбу? Так формулируется дилемма в членораздельном языке эроса. С той стороны формулировка может звучать так: «Готова ли я пойти за ним на край света?» Результат этой дилеммы отнюдь не предрешен, но ясно, что здесь точка схождения желания, воли и большинства фоновых фигур эротического воображения.

д) Кредит тоже есть точка схождения, поскольку от прочих фоновых грез соответствующего языка он отличается именно преобразующим потенциалом. Как состоявшееся объяснение знаменует вступление в новый мир, где тебе предстоит стать больше себя самого, так и кредит, взятый на решающую инвестицию, в некотором роде делает меня другим человеком.

е) Таков же и опус, и он выступает не только как долгоиграющий аттрактор творческого воображения, но и как универсальное преобразующее начало. Вот что писал Гете, понимавший в этом толк:

«Человек серьезный – да удержит в своей душе образ легкости и веселья, мощный – образ изящества, изящный – образ мощи, и он тем вернее разовьет свою природу, чем дальше, казалось бы, от нее уклонился. Каждое искусство требует всего человека, а наивысшая его ступень – все человечество»[100].

Именно всепоглощающий характер решающей конструкции делает языки воображения в каком-то смысле альтернативными. Внятно воображать что-то еще, когда тебя поглощает одна, но пламенная страсть, по крайней мере «недосуг», и потому альтернативные языки воображения в таких случаях ограничиваются, как правило, детским лепетом.

Но вернемся к языку денег. В нем, помимо кредита, имеется немало разных фигур, есть и собственное семейство прилегающих языковых игр, что, пожалуй, можно даже считать критерием настоящего языка: способность ветвиться на самостоятельные языковые игры.

Вот, например, широко распространенная игра – «Прицениться и поторговаться»; ясно, что в этой игре решающая роль принадлежит деньгам. Эти деньги, однако, в значительной мере относятся как раз к воображаемым талерам, и на сегодняшний день это преимущественно игра в «скидки и акции», особенно близкая женщинам. Играют в нее так: нужно регулярно ходить в универсам, присматриваться к товарам со скидками и покупать их. При этом сэкономленные талеры суммируются в воображении, составляя как бы параллельный доход. Причем в отличие от реального дохода, который в действительности совсем не обязательно соизмерим с затратами труда, этот воображаемый доход рассматривается как прямой результат собственной сообразительности, находчивости и вдобавок еще и удачи. Воображение в данном случае членораздельно как язык, ибо греет душу как раз конкретно сэкономленная сумма.

Следует отметить, что игроки любят преувеличивать рациональность этой игры, сводя ее к бережливости, к экономии, к необходимости жить по средствам, однако при ближайшем рассмотрении выясняется, что играют в скидки не только те, кто вынужден считать каждую копейку, но и люди вполне состоятельные, те, кто мог бы позволить себе любые покупки в супермаркете.

Далеко не всегда достигается и реальная экономия, поскольку поиск товаров со скидкой требует времени, и большинство покупок при этом явно не относятся к разряду необходимых.

Таким образом, игра «Купи со скидкой» составляет свой собственный компактный мир. В него перекочевали и некоторые другие игры, в частности после соответствующей модификации, и игра в господина и раба, где жизнь на кон больше не ставится, равно как и собственное состояние, но сравнительная удачливость разыгрывается.

В еще большей степени в эту игру переместились протестантские представления о богоизбранности, теперь правило таково: если успешно сэкономил, значит, избран к спасению, и каждое попадание на скидки приносит желанное подтверждение этого. На языке рацио, да и просто здравого смысла такой вывод звучит, конечно, смешно, но на языке инфицированного деньгами воображения он вполне корректен. Нужно еще раз подчеркнуть, что собственно выгода в экономическом смысле чаще всего отсутствует – что, однако, лишь подчеркивает автономность соответствующих игр.

Итак, игра в акции и скидки, пожалуй, самая популярная взрослая игра среднего класса, основанная на способности грезить деньгами. И она в значительной степени альтернативна формату бытия, основанному на эротических грезах.

Как-то много лет назад я был свидетелем одной любопытной сценки. Дело происходило на базарчике в Бишкеке, тогда еще городе Фрунзе, – что-то мне нужно было на этом базарчике купить. К одному из лотков подошла молодая женщина, выбрала персик, пару помидоров и гранат и, не уточняя, что сколько стоит, просто сказала: «Мне вот это».

– Хорошо, – ответил продавец и аккуратно сложил фрукты-овощи в пакетик.

А когда женщина отошла, обращаясь к своему напарнику, продавец назидательно заметил:

– Вот девушка, которую любят!

– Да, – подтвердил напарник и добавил: – И она любит.

Было сразу ясно, что вывод справедлив, а по наблюдательности продавцы не уступали какому-нибудь Ларошфуко. Чем же, однако, отличалась она, эта женщина, от подавляющего большинства клиентов? Тем, что игра «поторговаться» ее совершенно не интересовала, – нечастый, кстати, случай для восточного базара. Язык воображения молодой женщины был, так сказать, вполне заполнен прямыми производными эроса, и игре в скидки-акции(в «поторговаться-прицениться») в нем совершенно не было места.

Между тем у продавца, конечно, имелся целый репертуар игр специально для женщин, у которых с исполнением эротических желаний дело обстояло не столь благополучно и явно.

– Для такой красавицы самый лучший персик, за полцены – совсем даром!

– Дыня сочная и сладкая, как ты сама! Такую бы всю жизнь облизывал и нахваливал!

– И вишенка в подарок, специально для тебя, девушка, берёг!

Эти игры работают, составляя определенную часть удовольствия от покупки, а значит, и немалую часть искусства торговли. Это искусство понимает, что языки воображения не строго альтернативны и имеют общую зону пересечения.

Иными словами, существуют игры со смешанной ставкой, хотя их совсем не так много, как может показаться. Относится ли сюда игра «Лучший персик за полцены»? А игра «Бриллианты – лучшие друзья девушек»? Едва ли, все же языки воображения тяготеют к расхождению. Так, язык рекламы не научился, в сущности, апеллировать к эротическому воображению, он задействует лишь акупунктуру престижа и желание самопрезентации: я рекламирую (или меня рекламируют), значит, я есть. Искусство продавца персиков парадоксальным образом