— Спрашивайте, — буркнула Регина. Для решения дилеммы ей не потребовалось и секунды.

— Присаживайся за стол, — любезно предложил Громов. — Попьем чайку, побеседуем. Ты любишь пастилу?

— Терпеть не могу! Ненавижу! — Она с вызовом посмотрела на Громова, однако поспешила опустить глаза, вспомнив, что в руках этого человека находится ее судьба.

— Тебе с сахаром?

— Что вы хотите знать про Валентина? — ответила Регина вопросом на вопрос. Ее не на сладенькое тянуло, а на кисленькое. И она желала поскорее покончить с формальностями.

Громову почти не пришлось понукать ее или возвращать в нужное русло. Монотонно, но зато очень подробно Регина изложила историю своей любви к Валентину Мезенцеву… и ЛСД. Однажды она рассказала новому знакомому, как легко получить порцию экстази на любой дискотеке, а он заявил, что привез из Голландии кое-что получше. С этого все для Регины и началось. Этим все для нее и закончилось. События, которые происходили с ней в промежутке между приемом первой дозы и сегодняшними мучениями, девушку, похоже, совершенно не интересовали. Словно речь шла о чьей-то чужой жизни.

Тот факт, что процветающий коммерсант Мезенцев неожиданно перевоплотился в покойного подполковника Рябоконя, Регина не бралась ни объяснять, ни комментировать. Смерть близкого человека волновала ее только по одной причине: мертвый, он никак не мог продолжать снабжать ее заморским снадобьем.

— Вот и все, что я знаю, — глухо сказала она. — Был Валентино, да сплыл. А вообще-то туда ему и дорога. Зато я теперь ученая. Больше на эту удочку никогда не попадусь.

«Уже попалась, дуреха, — возразил Громов мысленно. — Плотно сидишь на крючке, а трепыхания твои — только видимость. Одной тебе уже не выпутаться — ты не золотая рыбка, которую всякий готов отпустить на все четыре стороны. Но желания исполнять ты будешь исправно. Любые желания. Каждого, кто поманит тебя наркотиком. Что же с тобой делать, а?»

— Оглохли вы, что ли? — повысила голос Регина. — Все, баста. Мой рассказ закончен. — Ее глаза нетерпеливо сверкнули.

— Ты не коснулась лишь одной темы, — флегматично сказал Громов, отставив пустую чашку. — Какие подарки тебе делал твой замечательный ухажер?

— Подарки? — Взгляд Регины убежал в сторону, но тут же вернулся назад, как примагниченный. — Да так, ерунда всякая, ничего особенного. — Она сморщила нос. — Парфюмерия, побрякушки, плеер. Еще белья было много, в основном розового. Валентино от него тащился.

— Отца с матерью он ведь тоже не забывал, м-м? — Громов прикурил сигарету, поглядывая на гостью одним глазом.

— Да ему на них, по большому счету, начхать было, — заявила Регина. — Его я интересовала. В розовых чулочках.

— А как же термос?

— Какой термос? — Более фальшивой интонации она не смогла бы подобрать при всем желании.

Громов извлек из кармана заветный цилиндрик, повертел его в пальцах и задумался вслух:

— В унитаз спустить, что ли?

Регина упала грудью на стол и протянула руку:

— Эй, мы так не договаривались!

— Вот именно, — согласился Громов, делая вид, что намеревается встать и осуществить задуманное. — Договор у нас с тобой был совсем иной.

— Погодите!

— М-м? — Он взглянул на девушку со слабым интересом, готовым исчезнуть в любую секунду.

— Я вспомнила. Однажды Валентино действительно приволок какой-то термос неохватный. — Регина опустила голову так низко, будто решила получше рассмотреть утенка на своей рубашке. — Он сказал, что хочет сделать сюрприз Григорию Петровичу, моему отцу то есть. Попросил положить ему в сумку перед полетом.

— Перед его последним полетом, — уточнил Громов. — И ты просьбу своего щедрого друга выполнила, не так ли? Ты ведь ни о чем таком не догадывалась, да?

— Да! — выпалила Регина. При этом она с вызовом вскинула голову, и стало заметно, как сильно перекосилось ее лицо.

— И потом ты тоже ничего не заподозрила, — продолжал Громов, — когда самолет, которым управлял твой отец, разнесло на кусочки. Заодно с подарком фальшивого Мезенцева. Вместе с твоим родным отцом.

— Не заподозрила!

— А теперь убита и твоя мать. — Голос Громова сделался совсем уж невыразительным. — Выстрелами в лицо. Прямо на рабочем месте. И сделал это один из сообщников твоего жениха.

— Что? — Регина отшатнулась назад, едва не свалившись с табурета. — Когда?

— Вчера. — Громов скрестил руки на груди. — В то самое время, когда ты безмятежно ловила свой кайф. Да и для тебя это путешествие должно было стать последним… Что скажешь, девочка? Желаешь обсудить это или сейчас для тебя важнее другое? — Он протянул через стол раскрытую ладонь, на которой перекатывалась золотистая горошина.

— Мамочка, — прошептала Регина. — Как же так, а?

Громов молчал, наблюдая за внутренней борьбой девушки, которая отражалась на ее лице. Она была недолгой, борьба. То, что одержало победу, стремительно схватило подачку и отправило ее в рот.

* * *

Регина сидела на корточках в прихожей и смотрела в стену перед собой. Мыслей не было, одно сплошное предвкушение. Когда стена начнет превращаться в экран, проецирующий первые фантастические картины, можно будет перебраться на диван, а еще лучше — закрыться в ванной. Шум воды перерастет в чарующую музыку, пространство вокруг разрастется до невероятных просторов, и придет легкость, без которой стало невозможно выносить существование. Регина точно не помнила, с какой силой давит на нее атмосферный столб при обычных обстоятельствах, но этой ночью давление явно сделалось десятикратным. Вот-вот раздавит, как жалкую букашку. Вся вселенная ополчилась против нее.

Участок обоев, на котором был сфокусирован ее взгляд, слегка потемнел. «Кажется, началось», — с облегчением подумала Регина, но тут же сообразила, что видит перед собой лишь тень, упавшую на стену. Это был ее мучитель, конечно же, он собственной персоной, кто же еще?

— Чего вам еще от меня надо? — страдальчески спросила Регина. — Оставите вы меня, наконец, в покое или нет?

— Уже оставил, — сказал он, положив трубку на корпус радиотелефона. — Скоро мы расстанемся.

Регина передернула плечами. Ей было абсолютно все равно, расстанутся ли они и свидятся ли когда-нибудь снова. Лишь бы поскорее ускользнуть в иное измерение.

— Знаешь, что такое синтомицин? — осведомился Громов, не двигаясь с места.

— Не знаю и знать не хочу. — Регина с ненавистью уставилась на его джинсы. Поднимать взгляд выше не хотелось. Слишком уж тяжелыми сделались ее веки. А глазные яблоки ворочались в орбитах чуть ли не со скрипом.

— Напрасно. — В голосе Громова прозвучала неприкрытая издевка. — Неужели тебе не любопытно, чем именно я тебя угостил?

— Что? Как вы сказали?