Беседовать с молодежью Валерии любил. На долгом пути из спортзала домой (от Ленинградского шоссе до Якиманки) он рассказывал ребятам разные истории. Будзинскому особенно запомнился рассказ о том, как Щеголев, возвращаясь с территории Маньчжурии после подрывов японских военных объектов близ Харбина, попал в тайге в охотничий капкан и насилу добрался до советской территории. Но не толыю байками о своем героическом прошлом пленил Щеголев молодежь. «Кроме рассказов, он задавал нам криминалистические загадки-задания, которые мы должны были разгадать... Валерий Дмитриевич хорошо декламировал и наизусть знал много стихотворений. Наиболее любимыми у него были “Баллада” Тургенева, “Мой приют”, “Не плачьте над трупами павших бойцов”. Целый ряд стихотворений Алексея Толстого, Бальмонта, Майкова, Кольцова, Пушкина и Лермонтова он знал в совершенстве».

Похоже, что именно сочетание звериной сущности с высокой для тех времен и тех слоев общества, в которых жили молодые дзюдоисты, образованностью, и привлекало молодых спортсменов к Валерину. По воспоминаниям Будзинского, Щеголев читал ноты, хорошо пел, аккомпанируя себе на рояле, говорил на английском, немецком, хуже — на французском языках. В обще-ниис людьми был вежлив и предупредителен настолько, что это казалось неестественным. А однажды в случайной драке, когда Валерии по дороги с тренировки усмирил верзилу-хулигана и едва не задушил его, Андрей Будзинский воочию наблюдал сочетание несочетаемых качеств: «Глаза Валерина широко открыты, горят желтым огнем, зубы обнажены, как у хищника. Поверженный хрипит, глаза вылезают из орбит. Мне пришлось напомнить своему учителю, что мы наулице Горького, а не в джунглях... Что характерно, Валерии во время драки и конвоирования противника (который, кстати, орал благим матом — ему было больно) не терял хладнокровия и все время говорил на “вы”: “Не вопите, хуже будет, не безумствуйте” и так далее». Понятно, почему ребятам «казалось,что Валерию Дмитриевичу нет равных ни в чем. Нетрудно себе представить,что за короткий срок он в нашем лице приобрел своих учеников, готовых идти за ним в огонь и воду». Кстати, поверженного буяна Щеголев сдал в милицию, где предъявил красную книжечку НКВД («дежурный вытянулся, откозыряли ждал приказаний»).

Выпускник Ленинградского химического института, Щеголев не скрывал от друзей, что работает в НКВД — «в области прикладной микробиологии». Более того, самому близкому другу, Андрею Будзинскому, Валерии рассказывал то, что может и сегодня серьезно поколебать представления о времени функционирования секретной токсикологической «Лаборатории-Х» доктора Майрановского[263]. Так, еще в 1936 году Щеголев говорил Будзинскому, что у него уже на счету 30—40 человек — «собственноручно ликвидированных врагов народа». По официальным данным, лаборатория Майрановского начала работать только в 1937 году, и годом раньше никаких массовых опытов проводиться теоретически не могло. Но это только) теоретически. Будзинский, четко отсчитывавший даты по различным соревнованиям, повторяет вновь и вновь: разговор со Щеголевым состоялся до «Большого террора» — в 1936 году! А в том, что речь шла именно об этой работе, сомневаться не приходится.

Дело в том, что Щеголев решил составить протекцию Будзинскому и устроить его в НКВД. Воспоминания о вербовочной беседе заслуживают того, чтобы процитировать их почти полностью: «...после тренировки Валерий Дмитриевич пригласил меня в Варсонофьевский переулок, открыл ключами дверь, мы вошли в какую-то квартиру со старинной мебелью, где никого не было. Бросилось в глаза то, что все было перевернуто вверх дном. Валерий Дмитриевич объяснил, что сегодня в этой квартире был обыск, хозяев изолировали и он пока здесь распоряжается. Мы расположились на полуразломанной тахте — крабы, ветчина, черная икра, шпроты украсили наш импровизированный стол. Ну, конечно, появились и бутылки с каким-то вином... Как в этот вечер,так и в последующих беседах Валерий Дмитриевич внушал мне мысль, что цинизм — это основной закон жизни в настоящее время... доказывал, что блестящие результаты для индивидуума даст сочетание двух качеств: с одной стороны, цинизма во всем, безжалостности, отсутствие самоанализа и неверие ни во что — это касается духовного содержания; с другой стороны, отличные физические качества — сила, ловкость, выносливость и обязательно стремление к уничтожению всего живого, причем желательно собственноручно... для тренировки воли и ликвидации жалости необходимо удушить или свернуть шейные позвонки у нескольких собак».

Собак Щеголев ненавидел и душил лично. Во время одной из «просветительских» бесед он поведал Будзинскому, что «его место работы находится в конспиративной квартире-лаборатории на 2-й Мещанской, 24—26, где содержатся собаки для опытов, а также куда привозят людей, на которых можно проводить опыты со смертельным исходом». И тех, и других Валерии не просто убивал. Похоже, что он любил это делать. Булгаковское «уж мы их душили, душили...» — это про него.

Надо отдать должное Андрею Будзинскому — от службы на Лубянке (или на 2-й Мещанской) он сумел отказаться, хотя с удовольствием работал с людьми из спецслужб, но по другому профилю: «В том же 1936 году в осенний день Валерий Дмитриевич объявил, что по выходным дням нас будут посещать несколько товарищей из НКВД, а мы должны их обучить хорошо защищаться и нападать. Мне же по секрету он сообщил, что эти люди готовятся для заброски за кордон... Теперь, когда прошло несколько десятков лет, вспоминая этих людей, у меня каждый раз всплывают в памяти их мужественные, симпатичные лица авантюристов с природным юмором...»

Будзинский сравнивает этих людей с такими разведчиками, как Зорге, но помнил он всю жизнь и о совсем других сотрудниках тайного ведомства, с которыми ему довелось тесно общаться на учебе в Институте физкультуры: «Некто Георгий Александрович Игнатошвили (видимо, речь идет о Георгии Эгнатошвили. — А.К.), состоявший в личной охране Шверника (советский партийный функционер высокого ранга. —А.К.), занимался борьбой классического стиля в тяжелом весе...В дальнейшем я не раз слышал его фамилию вдругом “виде спорта” — со слов Валерия Дмитриевича. В один из вечеров... Валерич под секретом сообщил мне, что в их особняк привезли очередного смертника и что после всяких “процедур” он отдал богу душу, а у группы людей, присутствовавших при этом, возник «интересный» вопрос: можно ли без подручных средств оторвать у человека голову? Все перепробовали, но безуспешно — голова крепко держалась на сухожилиях и вращалась в обратную сторону, как на мокрых пеньковых веревках. В финале Игнатошвили плясал на трупе и пел “Аршин мал алан”. Мертвый был “врагом народа”. Все присутствовавшие были, конечно, “под сильным градусом”»...