— Потому что это дело особого рода.

— В смысле?

Юноша ждал ответа, который так и не последовал. Его охватили тяжелые предчувствия. В самом мрачном расположении духа он повернулся и вышел из кухни.

Зазвонил телефон. На другом конце провода мама Ивонна задала обычный вопрос — «как дела?». София ответила, как и ожидалось: «У нас все в порядке».

— Вы приедете в воскресенье?

Ивонна задала этот вопрос тоном мученицы. София старалась держаться, как обычно.

— Да, около семи. Как всегда.

— Но ведь вы обычно приезжаете в половине восьмого. Нам в принципе все равно, но ужин…

София прервала мать:

— Мы приедем в семь или в половине восьмого.

Она попрощалась и положила трубку. И тут нервы сдали. София швырнула телефон об пол. Поскольку он не разбился, она швырнула его еще раз, а потом, стиснув зубы, принялась топтать ногами. Однако этот срыв не принес ей облегчения — она ощущала все ту же ярость и то же бессилие, что и прежде.

Альберт, стоявший в дверях гостиной, смотрел на мать. Глаза их встретились. София наклонилась и собрала с пола куски разломанного телефона.

Окна были открыты, Йенс убирал квартиру, водя мундштуком пылесоса по полу и коврам. Он искал покоя — порой такое чувство возникало у него, когда он наводил порядок в доме. Но сегодня это не помогало — к тому же везде и так было чисто, он только вчера пропылесосил. Ему нравился звук мелких предметов, всасываемых в шланг, — как они шуршали внутри и проваливались в мешок для сбора пыли. Тогда он испытывал своеобразное удовлетворение по поводу того, что его действия осмысленны. Но сегодня никаких таких звуков не было — только он и пылесос, бредущие по квартире, словно пожилая супружеская чета.

Ему показалось, что сквозь музыку из стереоустановки и гудение до него донесся какой-то звук. Йенс прислушался, но ничего не уловил и продолжил уборку. Снова звук. Отключив пылесос ногой, он прислушался — в холле звонил звонок.

София стояла в кухне. Четко и лаконично она рассказала, что произошло с ее сыном в полиции. Йенс только развел руками.

— Полицейские говорят, что есть свидетели и что девочке четырнадцать лет, — продолжала она.

Йенс видел, что ее давят тоска и страх. От них все ее лицо казалось старше и прозрачнее.

Кофейник на плите засвистел, приближаясь к своему крещендо. Однако Йенс ничего не слышал — мысли его были поглощены историей Софии. В конце концов женщина сама обратила его внимание на кофейник. Шипение достигло его сознания и прервало размышления. Он снял кофейник с конфорки.

— Это могло произойти на самом деле? — спросил он, доставая с полки две чашки.

София покачала головой с таким видом, словно его вопрос сам по себе являлся полным безумием.

— Ты уверена?

Глаза ее блеснули.

— Господи, ну конечно же, уверена!

Йенс продолжал внимательно смотреть на нее, не обращая внимания на ее возмущенный тон.

— Могло произойти нечто подобное?

София намеревалась прервать его.

— Нет, подожди, София. Мог произойти какой-нибудь мелкий, невинный, безопасный эпизод?

София хотела ответить «нет», но остановилась, ничего не произнеся, и сделала глубокий вздох.

— Не знаю… — проговорила она слабым голосом.

Йенс выждал, дав ей побыть наедине со своими мыслями.

— Пойдем, — сказал он и пошел с двумя чашками в руках к дивану в дальнем углу квартиры.

Он указал ей на диван, поставил чашки на журнальный столик и уселся в кресло напротив нее.

— Может быть, Альберт просто оказывал девушке знаки внимания — пытался флиртовать с ней?

— Не знаю, — снова ответила София.

— Что говорит сам Альберт?

Она подняла глаза, потом вновь их опустила:

— Что никакой девушки там не было. Он ни с кем не общался, практически ни с кем словом не перемолвился. Он пошел на ту вечеринку в надежде встретить там другую девушку.

— Какую?

— Анну, свою нынешнюю подружку.

— Она может дать ему алиби?

— Нет, в тот раз он так и не решился к ней подойти.

— Что он думает обо всем этом?

— То одно, то другое. Поначалу у него возникла идея, что кто-то из парней, с кем он поругался, решил ему таким образом насолить… Но он поверил в то, что я ему сказала.

— А что ты ему сказала?

— Что полиция ошиблась.

— И он поверил?

Ей не понравился вопрос, и она не стала отвечать. Повисла пауза; они молча пили кофе, думая каждый о своем. Мысли Йенса не вели никуда — ему нужна была помощь, чтобы разобраться.

— Стало быть, полиция следила за Гектором, когда он лежал в больнице?

— И что?

— И когда вы с Гектором подружились, полиция сразу же это обнаружила?

София кивнула, не понимая, к чему он ведет.

— Они вышли на тебя и попросили доносить на него?

Она молчала.

— А затем напихали тебе полный дом «жучков»?

Софии совсем не нравился его тон.

— И установили за тобой слежку?

Она смотрела на свои руки. Повернула кольцо, сдвинувшееся набок.

— А теперь твоему сыну угрожают обвинением в изнасиловании?

Она откинулась на стуле.

— Круто. Масштабная операция, — проговорил Йенс.

София внимательно посмотрела на него, пытаясь уловить в его тоне сарказм.

— А ты сама что думаешь? — спросил он.

— Возможно.

— Что именно?

— Масштабная операция.

— Похоже, они прилагают больше усилий, чтобы прижать тебя, чем Гектора. Почему они так поступают?

— Не знаю.

Йенса вдруг как подменили. Словно он больше не в силах был проявлять понимание. Словно у него не было на нее времени.

— Итак, тебе угрожает полиция, тебя прослушивают, ты завела роман с преступником и доносишь на него, потому что твой сын на крючке у полиции?

София запротестовала:

— Нет, вовсе нет.

Он бросил на нее усталый взгляд.

— Я не заводила с ним никакого романа, и я не уверена, что он преступник… и я пока на него не доносила.

— У тебя есть другие друзья, которых увозят субботними вечерами в лес на казнь?

— Перестань.

— Нет уж, София, сама перестань. Как ты думаешь, как все это называется? Невозможно создавать собственную реальность по своему вкусу. То, что с тобой происходит, не укладывается в привычные рамки. И ты доносила на Гектора, хотя ты сама так не считаешь. В тот момент, когда полиция начала задавать тебе вопросы, ты стала доносчицей. Что ты при этом говорила, а что нет — уверяю тебя, этот вопрос совершенно не будет волновать Гектора и его приспешников, когда они об этом узнают.