— Владимир Александрович, я хочу, чтобы вы рассказали мне, что произошло.

— А, это ты… — и вдруг что-то переменилось в генерале, и он закричал, срывая на Банде всю ярость и ненависть, кипевшие у него в душе:

— Чего ты приперся? Ты что, не понял, что я не хочу тебя больше видеть в своем доме? Вон отсюда, щенок!

— Прекратите! — резко оборвав его, рявкнул в ответ Банда, и крик подействовал: Владимир Александрович вдруг замолчал, удивленно приглядываясь к парню. — Прекратите, пусть истериками занимаются женщины, а мы с вами должны держать себя в руках. Кто ей поможет, если не мы?!

Банда говорил уже спокойно и проникновенно, и Владимир Александрович взял себя в руки, жестом предложив Банде устроиться в кресле напротив.

— Вы слышали, что случилось с Алиной?

— Только то, что ее кто-то украл. Мне это сообщила Настасья Тимофеевна.

— Да, ее похитили.

— Кто? Где? Во сколько? При каких обстоятельствах? Где находился в момент похищения Анатолий, телохранитель, и где он сейчас?.. Владимир Александрович, вы же взрослый человек, тем более в какой-то степени военный. Вы же понимаете, что для того, чтобы предпринять что-то, мне нужна полная информация, — теперь Банда говорил уже совсем мягко, попросту уговаривая несчастного отца. — Вы что-нибудь знаете?

— Очень мало. Только то, что сообщила милиция.

— Что они сказали?

— Это случилось около одиннадцати утра, у ГУМа, прямо у входа. С утра у Алины болела голова, и она поехала развеяться. Решила сделать какие-то покупки — и вот пожалуйста! — Рассказывайте дальше, Владимир Александрович! — Банда просто сгорал он нетерпения: из генерала приходилось вытягивать каждое слово.

— Они с вашим охранником уже выходили из ГУМа, когда к ним резко подскочили какие-то люди, плеснули этому парню кислотой в лицо, схватили Алину и увезли. Вот и все. Больше ничего не известно.

— Где Толик?

— Не знаю… — немного удивленно ответил отец девушки, явно пораженный тем, что можно интересоваться еще чем-то, кроме местонахождения его дочери.

— Ясно. Кто вам звонил?

— Какой-то следователь из отделения номер… — Владимир Александрович покраснел. — Если честно, я не знаю, из какого отделения. Не знаю, какой следователь. Мне было, «сами понимаете, немного не до этого.

— Да, конечно, — Банда задумался, разрабатывая план дальнейших действий.

— Молодой человек! Вас, кажется, Александром зовут?

— Да.

— Зачем вам это все? Вы ей ничем не сможете помочь. Этим делом уже занимается милиция.

— Я понимаю. Но хочу убедиться, что в моих силах хоть что-то сделать. Я не смогу сидеть сложа руки, Владимир Александрович. Поэтому и приехал к вам.

— А что в ваших силах?

— Кое-что я умею… Но это не важно, — Банда вновь постарался вернуть генерала к предмету разговора. — Владимир Александрович, а вы случайно не знаете, что могло стать причиной похищения?

Может, у вас есть какие-то догадки?

На мгновение Банде показалось, что отец Алины вздрогнул и посмотрел на него испуганно. Но генерал тут же взял себя в руки, и парень решил, что это ему просто почудилось.

— Боже, какие могут быть догадки? Деньги? Но их у меня не так и много, чтобы из-за этого красть дочь. Сотни, тысячи бизнесменов куда богаче меня…

— Вас не пугали? Ничем не шантажировали?

— Молодой человек, — голос Владимира Александровича снова налился твердостью и строгостью, — а вам какое, собственно говоря, дело? Что вы себе позволяете в конце концов? Почему я должен перед вами отчитываться?

— Да поймите, я ведь помочь хочу. Я ведь люблю Алину. Вы думаете, мне все равно, что с ней случилось?

— Как бы то ни было, я вам сказал все. Больше мне добавить нечего.

— Что ж, спасибо.

Банда встал, собираясь уходить, но уже на пороге его остановил голос Владимира Александровича:

— Спасибо тебе, Александр.

* * *

Через дежурного «Валекса» Банда без труда вычислил, какое отделение милиции обслуживает ГУМ и прилегающую территорию, и от Большаковых сразу бросился туда.

Узнав фамилию следователя, занявшегося утренним похищением, Банда без особой надежды спросил у дежурного, как можно его найти, и на удивление — старший лейтенант Машков был на месте, сидел у себя в кабинете.

— Разрешите?

— Да, а в чем дело? Вы по какому вопросу? — следователь оказался молодым еще парнем, ровесником Банды. Его открытое и улыбчивое славянское лицо еще не успело приобрести отпечаток лености и тупости, столь свойственный многим его коллегам, и Банда почувствовал к этому парню симпатию и доверие. Такие ребята еще встречались иногда в этой стране — энтузиасты в лучшем значении этого слова, они работали не за славу и деньги, а за совесть, утешая себя и свою семью тем, что когда-нибудь, пусть через пять или десять лет, государство возродится, вершить его судьбы станут люди разумные, совестливые и талантливые, и именно тогда честный и преданный труд во благо государства и общества получит наконец свое достойное вознаграждение.

Утешение это было слабое. Сегодня, в данную минуту, удержаться от соблазна уйти в коммерцию, в криминальные структуры, в систему теневой экономики и жить припеваючи прямо сейчас, сразу, — было нелегко. Слабейшие не выдерживали. Оставались лучшие, и именно на них, на молодых и честных, держались еще остатки опозоренной российской армии, продажной российской милиции, купленной российской журналистики, забытой Богом российской медицины и т. д. и т. п. Эти парни, сами того не сознавая, спасали государство от полного краха и развала и давали хоть какую-то надежду на будущее. И теперь, увидев, что делом Алины Большаковой занимается один из них, Банда вдруг почувствовал настоящее облегчение и какую-то смутную пока веру в счастливый исход дела.

— Моя фамилия Бондарович…

— Боюсь, это мне ни о чем не говорит.

— Вы занимаетесь похищением у ГУМа?

— Похищением… Скорее, хулиганством с нанесением тяжких телесных повреждений.

— Нет, вы не поняли. Сегодня утром у ГУМа…

-..плеснули человеку в лицо кислотой.

— Да, я знаю. Это мой коллега, охранник из «Валекса».

— Так вы тоже оттуда?

— Да… Но девушка, которую он охранял… Она похищена.

— Понимаете, дело о похищении пока заведено быть не может. Прошло слишком мало времени.

Свидетелей нет. Кто докажет, что это не любовная история с горячим женихом и неприступным отцом, и молодым ничего иного не оставалось, как именно таким образом избавиться от надоедливого телохранителя?