– А я его и не слушал, – сказал Уайли. – Я слушал бармена. Дреммлер задал тебе вопрос, и ты ответил. Ты собирался меня предать. Если б ты не хотел, то сразу дал бы ему фальшивую фамилию. Да, могу себе представить, что сначала ты испугался, но через минуту вполне мог сказать, что ты вспомнил: он назвал себя Шмидт. Или что-то в таком же роде. Но ты ничего этого не сделал.

– Он пугает меня. От него следует ждать неприятностей. Ладно, я собирался ему рассказать. Но потом передумал.

– Когда увидел меня?

– Нет, раньше.

– Я тебе не верю.

– Я бы лишился своего бизнеса.

– Дреммлер сказал тебе, что компенсирует риск.

– Клянусь, приятель. Ты ошибаешься. Я бы никогда так не поступил.

Назвался груздем, полезай в кузов.

Все или ничего.

– Береженого бог бережет, приятель.

Уайли быстро перехватил пистолет и нанес Шлуппу сильный удар рукоятью в висок. Он не хотел стрелять. Не здесь. Будет слишком громко. Затем он врезал ему по другому виску, и голова Шлуппа мотнулась, как у тряпичной куклы. Когда голова застыла, Уайли ударил в третий раз, сверху вниз, по макушке, как топором или молотком. Шлупп рухнул на колени. Уайли снова его ударил. Шлупп упал вперед, лицом вниз. Уайли наклонился над ним и принялся колотить его пистолетом по голове, снова и снова.

Раздался треск ломающейся кости, полилась кровь.

Уайли остановился и вздохнул.

Проверил пульс на шее Шлуппа.

Ничего.

Он подождал минуту, на всякий случай. Ничего. Уайли вытер пистолет о рубашку Шлуппа, взял красную папку и ушел.

Ричер молча сидел в углу кабинета в консульстве и ждал, когда зазвонит телефон. Интересно, откуда раньше – из Нового Орлеана или Мюллер из транспортной полиции? Похоже на наблюдение за гонкой, снятой рапидом. Ричер представил рассвет, томно разливающийся над дельтой реки, и местных агентов ФБР, которые неспешно просыпаются и неторопливо завтракают перед выходом из дома. Дальше процесс может пойти немного быстрее. Предположительно, их встреча с матерью Уайли будет первой в этот день, учитывая, какое давление оказывают Уотермен и Лэндри. Вероятно, они начнут в восемь утра – ведь человек, получающий пособие, захочет сохранить хорошие отношения с властями.

А на фоне неспешного течения времени в Луизиане в пяти тысячах километрах, в Германии, фургон Уайли едет куда-то со скоростью около семидесяти миль в час. Он приближается к Ганноверу, объезжает его, оставляет позади и направляется на юг, в сторону полицейских машин без опознавательных знаков. Так кто же придет на финиш первым?

Зазвонил телефон.

Ни Новый Орлеан, ни помощник шефа транспортной полиции Мюллер.

Это был Гризман.

– У меня возникла серьезная проблема, – сказал он.

– Какого рода? – спросил Ричер.

– В старой части города совершено убийство. Мужчине размозжили голову. Совсем недавно. Сосед услышал шум. Я считаю необходимым послать туда всех своих людей – по крайней мере, сегодня. На самом деле у меня нет другого выхода. Поэтому я очень сожалею, друг мой, но вынужден приостановить наше временное сотрудничество.

– И вы хотите знать, как я к этому отнесусь?

Гризман ответил после короткой паузы.

– Нет, – сказал он. – Я поверю вам на слово.

– Удачи вам с расследованием убийства, – сказал Ричер.

– Благодарю.

Джек повесил трубку. Синклер бросила на него вопросительный взгляд.

– Теперь мы можем рассчитывать только на себя, – сказал он.

– Потому что ты джентльмен.

– У нас есть время.

– Курьер, возможно, уже в Цюрихе.

– Не имеет значения. Важно то, что происходит здесь. Нечто реальное, находящееся в фургоне. То, что нельзя перемещать так же легко, как деньги, – тайно, не успеешь и глазом моргнуть. Это медленный, тяжелый, шумный и заметный процесс, потому что предмет вполне реален.

– Вот только Мюллер его не видел.

– Пока.

– Сколько времени ты готов ждать?

– Примерно два часа.

– И что потом?

– Я сделаю вывод, что Уайли не едет во Франкфурт.

Снова зазвонил телефон.

На этот раз агенты ФБР из Нового Орлеана. Они связались с Ричером из своей машины, стоящей рядом с однокомнатной лачугой, где жила мать Уайли. Два агента – мужчина и женщина, – как и требовалось, сразу сообщили, что им удалось узнать. Они задали вопросы по списку: про мужчину по имени Арнольд, а также про ее приятеля, работавшего на ранчо и призванного на военную службу, и еще про поклонника Дэви Крокетта. Оказалось, что это один и тот же человек. Его звали Арнольд Питер Мейсон. Он родился и вырос в Амарилло, штат Техас. Ребенком трудился на ранчо, прослужил двадцать лет в армии США, затем в течение шести лет жил с матерью Уайли в Шугар-Лэнде, штат Техас. Хорасу Уайли было десять, когда появился Арнольд, и шестнадцать, когда тот ушел. И, да, маленький Хорас называл Арнольда дядей. Арнольд, заметно старше других сожителей матери Уайли, был молчаливым, скрытным человеком, хранившим свои тайны, и хорошим кормильцем – сначала. Остальные подробности будут позднее.

Лэндри, Вандербильт и Нигли тут же внесли новое имя в поисковые системы. Арнольд Питер Мейсон. Лэндри не получил ничего интересного. Вандербильт тоже. Нигли обнаружила сержанта по имени Арнольд Мейсон, который прослужил двадцать лет в воздушно-десантной пехоте. Никаких золотых звезд или тревожных сигналов. Провел много лет в Германии, еще в те времена, когда могло произойти все что угодно.

Он все еще жив, согласно компьютеру социального страхования. Ему шестьдесят пять лет. Продолжает трудиться, согласно налоговому управлению США. Имеет скромный доход, который с каждым годом уменьшается. Возможно, стал брать меньше дополнительной работы, снижая нагрузку перед выходом на покой.

Владелец паспорта, согласно Государственному департаменту.

Адреса в США нет.

Внутренняя налоговая служба сообщила, что все расчеты его налогов выполнены в Европе.

В базах ЦРУ значилось, что он живет в Германии.

Берлинское посольство ответило, что он зарегистрирован как вышедший в отставку военнослужащий армии США, который в настоящий момент живет в небольшой деревушке возле Бремена. Час езды от Гамбурга.

– Возможно, они действовали вместе? – спросил Ричер. – И в этом деле замешаны два человека?

– Может быть, первый грузовик спрятан именно там, – сказала Нигли. – Возле дома Арнольда, а не во Франкфурте.

– Тогда зачем он взял напрокат второй фургон?