— Дело Айконов было сложным и запутанным — колоссальная работа для следствия, оно произвело много шума в прессе, привлекло общественное внимание. Ты говорила, что он упомянул это дело и книгу Надин в разговоре с тобой, когда ты его допрашивала. То же самое он проделал со мной.

— Черт! — Ева потерла руками лицо. — Может, это их и вдохновило.

— Рано или поздно они все равно бы к этому пришли. Но мне и вправду кажется, что книга и фильм, который по ней снимается, навели его или их на мысль, как было бы здорово тоже стать героями книги или фильма. Провести свой турнир, привлечь к себе всеобщий интерес, заработать скандальную славу, стать героями шумного уголовного процесса.

— Да, такая забава как раз по ним. Можно на этом сыграть, — задумчиво проговорила Ева. — Да, пожалуй.

Рорк занял частное подземное гаражное место. Ева считала, что они слишком дороги, и из принципа отказывалась ими пользоваться.

— Можно было найти место на улице.

— Почему бы тебе не расслабиться хоть ненадолго, дорогая? Тут неподалеку есть одно местечко. Сегодня приятный вечер, можно немного прогуляться, и я гарантирую, что пицца будет отличная.

Рорк взял Еву под руку, и они вышли на улицу.

— «Одно местечко», конечно же, принадлежит тебе.

— Ну, раз уж моя жена питается почти исключительно пиццей, я решил, что это хорошая мысль — прикупить местечко поближе к дому, где подают отличный сырный пирог.

— С этим не поспоришь.

Ласковое вечернее солнце выманило на улицы толпы людей. Туристы, груженные покупками, задирали головы, глазели на небоскребы и воздушные трамваи. «Путаются под ногами», — раздраженно подумала Ева. И действительно, людям, идущим по своим делам, приходилось лавировать и уклоняться от столкновений. Эта картина была похожа на странный и хаотичный балет, решила Ева, сопровождаемый ревом гудков, громкими разговорами уличных торговцев, писком сотовых телефонов и устройств с наушниками.

Пара подростков на скейтбордах. Ржут как лошади. А на углу торговец с передвижным грилем затянул песню.

— Пожалуй, это была неплохая идея — пройтись, — согласилась Ева.

— У тебя даже голова прошла… то есть, прости, глаза.

Рорк остановился и выбрал букет из неизвестных Еве цветов — ярко-алых и синих, — выставленных на тротуаре. Он заплатил продавцу и протянул букет Еве. А торговец с грилем все распевал итальянскую песню.

«Чертовски приятный момент, — подумала Ева. — Чертовски приятный момент в Нью-Йорке».

— Будем считать, что это свидание, — сказала она вслух.

Рорк засмеялся, обвил рукой ее талию, притянул к себе и демонстративно крепко поцеловал, вызвав аплодисменты продавца.

— Вот теперь у нас свидание.

Они прошли еще полквартала, и он подвел ее к столику на открытой веранде оживленной пиццерии. Ева постучала пальцем по табличке «Стол заказан».

— Ты его заранее заказал.

— Хорошо быть готовым ко всему. Я и пиццу заказал заранее, они знают, что нам принести. Ну теперь, когда я рассказал тебе, как провел день, расскажи, что у тебя новенького.

— Мой день был довольно бурным.

— Я не вижу синяков.

— Он был бурным, но не в этом смысле.

Ева рассказала о беседе в Гринвиче. Она не успела закончить, когда официант принес бутылку красного, бутылку минеральной воды и живописное, как натюрморт, блюдо закусок.

— Я бы сказал, Фелисити приняла мудрое решение и счастливо избежала худшей доли.

— Все эти годы она таила в душе страх. Это был глубокий тайник, такой глубокий, что, мне кажется, она о нем могла забыть на время. А потом что-нибудь напоминало ей или у нее просто случался неудачный день, и тайник открывался. Было в Дадли что-то такое, что она разглядела только тогда, когда подобралась к нему поближе, — а мне кажется, у нее есть эта жилка, она же психотерапевт! — и поняла, что ей грозит опасность.

— Он же чудовище, не так ли?

— Почему ты так говоришь? — спросила Ева.

— Помнишь того типа, который похищал женщин и пытал их до смерти? Он был чудовищем. Айконы с их безумной наукой и игрой в Господа Бога тоже были чудовищами. И этот такой же. Он использует свое положение, хотя ничем это положение не заслужил, ничего сам для этого не сделал, но он хочет запугивать или унижать, потому что только так он чувствует себя значительным и всесильным. А теперь у него и вовсе началось обострение — он убивает из спортивного интереса, для забавы. Богатство и положение достались ему по наследству, но вместо того, чтобы что-то с этим наследством делать или хотя бы продолжать приумножать, он воспринял его как право на исключительность и вседозволенность, как право делать все, исполнять любое, даже самое потаенное свое желание, даже желание убивать.

— И опять-таки с этим не поспоришь. — Ева окинула взглядом пиццу, которую официант поставил на стол. — На вид — просто обалденно. Вторая беседа была еще круче. Ты уверен, что хочешь услышать за ужином?

— Ну, у нас же всегда так, верно? — Но Рорк разглядел что-то в ее взгляде. — Если хочешь, это может подождать.

— Лучше не стоит. Я имею в виду ждать.

И она рассказала ему о предательстве, жестокости и насилии. Ей показалось, что так легче — высказать все это, выложить, пока вокруг раздавался шум города, пока они ужинали вместе, пока он накрывал ладонью ее руку в знак полного понимания и сочувствия.

— Ты чувствуешь связь с ними, особенно с Патрицией Делотер.

— Может, даже больше, чем следовало бы.

— Нет. — Рорк опять накрыл ладонью ее руку. — Не больше, чем следовало бы.

— Они ведь не обязаны были мне рассказывать — ни та, ни другая. Они сами так решили. Вот и Ава решила рассказать Патриции, что с ней сделали, хотя могла бы просто уйти и выкинуть все из головы. Они поступили правильно, но это было для них непросто.

— Тем двум, что живы и окружены семьями, я думаю, теперь станет легче. Мне кажется, когда ты со всем этим покончишь, тайники страха опустеют.

Ева отпила вино и подумала: «Нет, тайники страха никогда не опустеют до конца». Но она не стала говорить об этом вслух.

— Они оба — чудовища. Убийцы вовсе не всегда бывают чудовищами, — добавила Ева. — Многие убивают по ужасным причинам — из эгоизма и ревности, но чудовищами не становятся. Тот кретин в Ирландии был дураком и эгоистом, он отнял жизнь у Холли Керлоу, а за что, спрашивается? Она оскорбила его нежные чувства? Или он просто был пьян и зол? Но он никогда не забудет того, что сделал. До конца своих дней он будет вспоминать эту сцену, потому что он не чудовище.

«А ты навсегда запомнишь ее имя, — подумал Рорк, — и ее лицо».

— Некоторые убивают, потому что они сбиты с толку, неверно ориентированы, напуганы. Некоторые убивают из жадности, из зависти. Но эти двое… Они убивают, потому что вбили себе в голову, будто имеют на это право. Под их лоском скрывается чудовище. Но я тебе больше скажу: внутри этого чудовища сидит вздорный избалованный ребенок.