Такую наглость мог позволить только агент. Причем агент, который понимал свою значимость.

– Полковник Пирамидов предоставил мне особые полномочия, – ответил Ванзаров. – По данному розыску могу допрашивать кого угодно. Желаете пройти в сыск?

Спесь слетела пылью, Сташевский как будто съежился.

– Простите, не знал. Сами понимаете, некоторые щепетильные моменты не позволяют, так сказать, с распахнутым сердцем отвечать на вопросы незнакомого… Так чем могу помочь, господин Ванзаров?

– Что вам известно об убийстве Квицинского.

– А что, Леонид Антонович убит? – спросил Сташевский, как о самом обычном деле.

– Разве вам это неизвестно?

– Откуда мне может быть известно? – последовал мгновенный ответ.

– Потому что вчера Квицинский не пришел на встречу, которая должна была состояться в четыре часа пополудни. Он не опаздывал и не отменял назначенных встреч.

– А почему полагаете, что у нас была назначена встреча? – не отступал Сташевский.

– Потому что вы его агент, который присматривал за медиумическим кружком господина Стано, – ответил Ванзаров, почти не блефуя. Он вспомнил, где видел эту фамилию: в списке членов кружка. И теперь узнал последнее сокращение из записной книжки Квицинского.

Мышцы на лице Сташевского дрогнули, он напряженно хмыкнул.

– Прошу вас, тише… У стен могут быть уши. Мне не нужны неприятности. Это вам Леонид Антонович открыл мое, так сказать, положение?

– Из других источников, – ответил Ванзаров. – Так что вам известно про убийство?

Месье агент только плечами пожал.

– Решительно ничего. Узнал от вас в эту минуту. Очень жаль, что Леонида Антоновича больше нет… Умнейший был человек…

– Настолько умный, что застрелил своего приятеля, барона Штальберга, чтобы получить в любовницы его жену?

– Нет-нет, вы ошибаетесь, – не слишком уверенно стал оправдываться Сташевский, озираясь по сторонам, будто призрак убитого барона преследовал повсюду. – Это нелепая, глупая случайность…

– Случайность выдать заседание спиритического кружка за революционный?

– Это не я, поверьте, я тут ни при чем.

– Случайность не явиться, когда нагрянула охранка, а Квицинский застрелил барона?

Сташевский нервно повел усами.

– Господин Ванзаров, что вам нужно от меня?

– Зачем сообщили Раде, кто убил ее мужа?

Вопрос не вызвал ни удивления, ни робости.

– Моя ошибка, – ответил Сташевский, понурив голову. – Большая ошибка. Дернуло же за язык сказать правду… Подумал, что Рада должна знать. Проклятая порядочность… Такая глупость вышла…

– Помогали Квицинскому подготовить приезд месье Гузика?

В ответ ему покачали головой.

– Леонид Антонович все делал сам… Обещал сеанс в кружке…

Дверь номера приоткрылась, в щель просунулась голова молодого человека, неплохо подстриженная, с модными усиками. Заметив Ванзарова, юноша что-то пробормотал и скрылся.

– Ваш сын?

Забегав глазками, Сташевский натужно заулыбался.

– Надеюсь, вы человек широких взглядов и не станете осуждать слабости других, так сказать. Я могу рассчитывать на вашу деликатность, так сказать?

Намек был слишком прозрачным.

Ванзаров приказал Сташевскому не покидать столицу без его ведома. А если месье что-то вспомнит имеющее отношение к Квицинскому, пусть сразу сообщит в сыскную. Здесь неподалеку…

57

Казанская, 29

С детства Ванзаров воспитывал себя в спартанском духе. Зимой обливался ледяной водой под испуганным взглядом матери. Летом терпел жару и не пил воду. Осенью ходил без зонта под проливными дождями, а весной не обращал внимания на барышень, которые с марта по май казались особо привлекательными. Он считал, что, испытывая невзгоды, настоящий философ, ну или почти настоящий, закаляет волю и обучается смотреть на трудности жизни, как на смену времен года. Ванзаров нарочно отказывал себе в том, что ему больше всего хотелось, и надеялся, что за годы усердной дрессировки достиг немалых успехов. Ну а досадные срывы, когда желания оказывались сильнее воли и долга, списывал на исключения, какие бывают в любом правиле.

Чаще всего исключения случались с обедами. Ну и с ужинами. Хотя надо признать, что и с завтраками. Умея терпеть голод сутками и забывать о еде, когда требовало дело, Ванзаров терял стойкость и чувство меры, оказавшись за столом. Ругал себя, наказывал гимнастическими упражнениями, но ничего не мог поделать. Слаба все-таки человеческая природа, так и норовит поддаться искушению. Как ни закаляй, как ни держи в узде, все равно вырвется.

Спускаясь по гостиничной лестнице, Ванзаров ощутил аромат. Густой, сочный, манящий, аппетитный, какой бывает у хорошей кухни и толковых поваров. Нужны нечеловеческие силы, чтобы голодному человеку, променявшему завтрак на дела службы, пройти мимо. Понимая, что поддается искушению, Ванзаров поддался ему и свернул в ресторан, вместо того чтобы голодным выйти из гостиницы.

На поздний завтрак собралось не много гостей. Не успев выбрать столик, Ванзаров заметил, как ему приветливо машет господин в жандармском мундире. Голод как-то сразу съежился и подвинулся, уступая необходимости. Из безвольного обжоры Ванзаров превратился в чиновника сыска. Он подошел к столу, за которым завтракал Мочалов. Как видно, ротмистру пришлась по душе кухня. Официанту было приказано подать еще один прибор. Ротмистр так был рад встрече, что предложил угостить знакомого завтраком. Ванзаров поблагодарил, сказал, что не голоден.

– Удачно повстречал вас, Николай Илларионович, – сказал он, присаживаясь за стол и старательно отводя взгляд от тарелок. Мочалов завтракал обильно, да еще и с пирожками.

– Может, все же перекусите? – отвечал ротмистр, усердно жуя. – Тут отменно готовят…

Ванзаров мужественно отказался – в другой раз.

– Необходимо прояснить некоторые моменты, связанные с Квицинским.

Мочалов гостеприимным жестом позволил задавать любые вопросы.

– Вы знали, что Квицинский застрелил барона Штальберга совсем не случайно?

Кусок телятины не попал в рот и вернулся на тарелку.

– С чего вы взяли? – спросил ротмистр. Отложил вилку и насторожился.

– Во-первых, кружок был не революционный, а спиритический. Конечно, в первые мгновения трудно разобрать, кто есть кто. У Квицинского было несколько секунд, чтобы прицельно выстрелить и убить мужа женщины, которую он страстно хотел получить. Мадам Штальберг дала показания, как он соперничал с бароном за ее руку и сердце. Предполагаю, в докладах Квицинский указывал на необходимость изучить цыганский гипнотизм для пользы дела.

Ротмистр отогнал официанта, который сунулся с услугами. Настроение его резко сменилось. Он стал мрачен и сдержан.