– До психиатрического освидетельствования ваша супруга будет находиться под арестом, – сказал Ванзаров, вставая.

Профессор поторопился за ним.

– Да, да, конечно… Понимаю, это неизбежно… Главное, чтобы не навредить юбилейному торжеству…

Ванзаров обернулся:

– Горничную тоже лечили, как мадам Квицинскую?

Тихомиров выразил на слезливом лице праведное возмущение.

– Что вы… Как могли подумать… Есть же приличия… Наталья не в моем вкусе…

Пристав не мог дождаться, когда его освободят. Слушая мадам Тихомирову, ему казалось, что сам маленько уплывает умом. Ванзарова он встретил как спасение.

– Ну что, Родион, узнал все секреты?

– У господина профессора алиби, поэтому убийца ясен, – ответил Ванзаров. – Забирайте мадам Тихомирову в участок.

Такого оборота Вильчевский не ожидал: да куда же несчастную в камеру? Ей место в больнице. О чем со всей прямотой и высказался. Ванзаров был неприступен.

– Петр Людвигович, не желаете повторить эксперимент доктора Токарского? – тихо спросил он, чтобы не расслышал профессор, который держался вдалеке гостиной.

– Не желаю и не позволю тебе безобразить, – решительно ответил пристав.

– В таком случае подержите мадам Тихомирову в камере, – сказал Ванзаров. – Чтобы с ней не случилось худшего.

53

Фонтанка, 16

Зависть мирская, как известно, – грех. А зависть научная – стимул к действию. Аполлон Григорьевич за вчерашний день трижды наблюдал, как Токарский вводит в гипнотическое состояние и не менее успешно выводит из него. Со стороны казалось, что в действиях доктора нет ничего особенного, ну разве слова, которые Токарский шептал на ухо гипнотам. Лебедев напрямик спросил его: что за наущения? И получил исчерпывающий ответ: Токарский убеждал человека, что им овладевает сон и гипноз. Вроде бы просто, стадия сомнамбулизма достигалась за три-пять минут. Лебедев был уверен, что может повторить опыт: не только загипнотизировать, но и вывести из гипноза без больших жертв. Ну а малые не в счет, без жертв наука не развивается.

В поисках подопытного Лебедев привычно явился в канцелярию департамента, но встретил отпор. Директор Зволянский пригласил его в кабинет и вежливо приказал: больше никаких экспериментов над чиновниками. После известного случая Войтов слег с нервным расстройством, потребовав отпуск для поправки пошатнувшегося здоровья. Не хватало, чтобы еще запросил премию. Если Аполлон Григорьевич желает ставить опыты над живыми людьми, пусть ищет в полицейских участках. Городовым все равно. Попытки возражать были отвергнуты. Из кабинета директора Лебедев вышел проигравший и злой. Он так глянул на чиновников, которые копошились в приемной, что, если бы его взгляд обладал силой волшебника, служащие обратились бы в камень. Но им повезло.

Вернувшись в лабораторию, которую не счел нужным запирать, Лебедев обнаружил на высоком табурете доброго друга. Пробовать гипноз на нем было бесполезно, но и покуражиться не мешало. В раздражении Аполлон Григорьевич не сразу заметил, что Ванзаров выглядит необычно сумрачным.

– А, ваше благородие, изволили заглянуть к скромному старику-криминалисту, – буркнул он. – Такая честь… Даже не знаю, чем обязан…

– Вы ничего мне не обязаны, господин статский советник, – ответил Ванзаров так, что Лебедеву расхотелось куражиться. – Это я обязан был вчера просить вас осмотреть тело мадам Рейсторм, но посчитал излишним. О чем сожалею… Могу надеяться на милостивое одолжение с вашей стороны?

Без всякой психологики Лебедев достаточно изучил своего друга, чтобы понять: случилось нечто, с чем разум Ванзарова не справляется, что было из ряда вон. Не время для игрищ, когда друг в беде. В том, что чиновник сыска попал в беду, Аполлон Григорьевич не сомневался. Достал заветную бутыль и разлил прозрачную жидкость по мензуркам. Ванзаров выпил, глубоко вздохнул и оперся щекой о кулак. Взгляд его блуждал среди лабораторного стекла, пробирок, колб и реторт, густо уставленных на столе.

– Что случилось, друг мой? – спросил Лебедев с таким искренним участием, что барышня на месте Ванзарова немедленно упала бы ему на плечо и разрыдалась.

– Ничего из ряда вон, – ответил чиновник сыска, слезинки не уронив. – Сегодня утром жена профессора Тихомирова ударила ножом по горлу свою горничную, потом завернула в простыню и собиралась вместе с обескровленным трупом и чемоданами отправиться в путешествие, но не могла понять: куда же делась ее Наталья…

Лебедев присвистнул.

– Жена Тихомирова? – спросил он.

– Того самого знаменитого профессора.

– А я всегда говорил: опаснее жены зверя нет!

В ответ Аполлон Григорьевич получил взгляд, от которого барышня должна была бы покрыться бордовым румянцем. А он только хмыкнул.

– Простите, друг мой, не удержался. Что же получается: вчера горничная режет свою хозяйку, а сегодня хозяйка – горничную?

– Логическая связка подмечена верно, – сказал Ванзаров.

– Полагаете, опять гипнотическое внушение?

– Мадам Тихомирова страдала пороком пьянства, с которым ее муж, великий ученый, не смог справиться.

– Так может, объяснение – самое очевидное? – И Лебедев подмигнул.

– Был бы этому рад, – ответил Ванзаров. – Только мадам Тихомирова была трезва, а в доме не нашлось ни капли спиртного: ни пустых бутылок, ни полных. Простите, но я сам проверил. И пристав Вильчевский тоже осмотрел.

Аполлон Григорьевич вынужденно согласился.

– Какой смысл гипнотизировать даму, чтобы она убила горничную? – спросил он.

– Никакого очевидного… Ни мадам Тихомирова, ни профессор не имели никакого отношения к machina terroris.

– Понимаю вашу печаль, друг мой…

Ванзаров мотнул головой так, будто отгонял видение.

– Печали нет, Аполлон Григорьевич… Все произошедшее за последние дни имеет какой-то смысл, настолько простой и очевидный, что трудно его увидеть.

– То есть машина страха тут не главное?

– Теперь уже нет.

– А что же тогда? – спросил Лебедев и сильно пожалел: его друг не признавал вопросы, на которые у него не было ответа.

– Благодарю, что не забыли осмотреть тело мадам Рейсторм, – сказал Ванзаров, сворачивая с опасной тропинки. – Что-то нашли?

Сюрприз, который готовил криминалист, был несколько подпорчен. Но сейчас не время для пустых обид.

– Осмотр произведен в мертвецкой 3-го участка Казанской части, протокол составлен, – официальным тоном сообщил Лебедев. – Установлено, что у жертвы сломаны фаланги трех пальцев на правой руке, вырваны пучки волос на затылке. На шее имеется узкий странгуляционный след: медленно душили тонкой веревкой… Удары кортиком нанесены по фактически умирающему телу…