Аргументы Фосса отнюдь не оставили меня равнодушным: если и впрямь Bergjuden сами себя причисляют к кавказским горцам и, более того, таковыми их считают соседи, то, какая бы еще кровь ни текла в их жилах, к нам они, скорее всего, отнесутся лояльно. Нельзя обходить вниманием социальные и культурные факторы; нужно, к примеру, выяснить, поддерживают ли они советскую власть. В Пятигорске из разговора со старым татом я понял, что даг-чуфуты на дух не принимают русских евреев и, вероятно, их ненависть распространяется и на всю сталинскую систему. Не менее важно проанализировать отношение других племен к Bergjuden, нельзя полагаться только на слова Шадова: вполне возможно, что евреи и здесь паразитируют. По пути в Пятигорск я мысленно прокручивал в голове монолог Фосса. Нет, так рьяно отрицать расовую антропологию — это чересчур; безусловно, методы требуют усовершенствования, и я тоже не сомневаюсь, что многие бездари построили карьеру лишь благодаря связям в Партии: в Германии таких трутней расплодилось великое множество, и, по мнению некоторых членов СД, борьба с ними является одной из наших задач. Но Фосс, несмотря на весь свой талант, высказывался слишком категорично, по молодости, конечно. Все гораздо сложнее, чем он воображает. Я не имел достаточного запаса знаний, чтобы критиковать его, но мне представлялось, что, если человек верит в идею великой Германии и нации, остальное приложится. Что-то доказуемо, а что-то надо просто принять на веру.

В Пятигорске меня уже ждала первая телеграмма из Берлина. Седьмое Управление получило ответ профессора Киттеля: «Вопрос сложный, изучайте на месте». Малоутешительно. Зато департамент VII Б-1 подготовил документацию, которую вскоре должна была доставить авиапочта. Фон Гильса проинформировал меня, что специалист вермахта уже в пути, а за ним едет и наш человек от Розенберга. Я между тем решил озаботиться зимней одеждой. Рейтер из вермахта любезно предоставил в мое распоряжение еврея-портного. Худощавый старик с длинной бородой снял мерки, я заказал ему длинное, серое, из дубленой шкуры барана пальто с выпушкой на воротнике, по-русски шубу, и сапоги на меху, а шапку из чернобурой лисы (прошлогодняя давно потерялась) купил сам на Верхнем рынке. Многие офицеры ваффен-СС взяли привычку нашивать на шапки череп, мне это не особо нравилось, но я спорол с одного из своих мундиров погоны и знак отличия СД, чтобы пришить их к пальто.

Периодически меня мучила дурнота и рвота; к тому же болезнь усугубляли тревожные сны. Обычно все образы утром исчезали, вместо них оставались непроницаемая чернота и подавленность. Но порой мрак вдруг рассеивался, и тогда с потрясающей отчетливостью выступали жуткие видения. Так, на вторую или третью ночь в Нальчике я открыл дверь: в сумерках, посреди пустой комнаты, на четвереньках стоял Фосс, из его голой задницы вытекало дерьмо. В диком волнении я схватил газету «Известия», чтобы подтереть коричневую жижу, становившуюся все гуще и темнее. Я старался не испачкаться, но липкая отвратительная масса покрывала бумагу, пальцы, руки до локтя. Меня выворачивало, я бросился в ванную отмываться; но дерьмо лилось не переставая. Проснувшись, я попытался интерпретировать ночной кошмар, но, видимо, еще находился в полудреме, потому что мысли, уже, как мне казалось, прояснившиеся, снова стали путаться. По каким-то признакам я вдруг понял, что человек на четвереньках — я сам, а вытирает меня отец. И что там пишут в «Известиях»? Уж не о татском ли вопросе? Отчет из департамента VII Б-1, отправленный неким советником высшей военной администрации, доктором Фюсслейном, не облегчил ситуации; усердия Фюсслейна хватило лишь на то, чтобы скомпоновать отрывки из «Еврейской энциклопедии». Там излагались и очень интересные вещи, но, увы, мнения были противоречивы и не позволяли сделать однозначных выводов. Но я все же почерпнул оттуда нечто новое: горские евреи впервые упоминались Биньямином из Туделы, путешествовавшим по Кавказу примерно в 1170-м году, Петахия Регенсбургский утверждал, что они персидского происхождения и появились на Кавказе в XII веке. В 1254-м Вильгельм Рубрук обнаружил еврейские поселения у восточного массива недалеко от Астрахани. А один грузинский текст 314 года свидетельствует, что евреи, говорившие на иврите, переняли древний иранский язык (фарси или татский) после завоевания Закавказья персами, смешавшегося у них и с ивритом, и с местными наречиями. Лишь грузинские евреи, которых Кох называет гурия (возможно, слово, производное от Иберия), говорят на диалекте картвельского и не владеют татским. Что касается Дагестана, Дербент-наме сообщает, что уже в VIII веке завоевавшие его арабы встречают там евреев. Современные исследования только усложнили дело. Да, есть от чего впасть в отчаяние; я отважился переслать все без комментариев Биркампу и Леечу, настаивая на том, чтобы срочно пригласили эксперта.

Снег прекратился на пару дней, потом повалил опять. В столовой тихо и взволнованно переговаривались офицеры. Англичане при Эль-Аламейне разбили Роммеля, чуть позже в Северной Африке высадился англо-американский десант; германская армия, в свою очередь, оккупировала свободную зону Франции, а затем поспешно повернула из Виши в Африку, чтобы там соединиться с нашими союзниками. «Только бы на Кавказе нам повезло больше», — прокомментировал фон Гильса. Но перед Орджоникидзе наши войска были вынуждены держать оборону: линия фронта растянулась с юга от Чегема и Нальчика к Чиколе и Гизель-дере и поднималась вдоль Терека к северу до Малгобека; внезапно большевики перешли в наступление и заняли Гизель. Дальше последовали еще более неожиданные события. Я даже не сразу понял, что произошло, так как офицеры абвера перекрыли вход в зал с картами и отказывались отвечать на вопросы. «Мне очень жаль, — извинился Рейтер. — Ваш комендант должен сам переговорить с ОКХГ». К вечеру выяснилось, что русские перешли в контрнаступление и на Сталинградском фронте, но на каком именно участке, я не допытался: офицеры АОК, напряженные, мрачные, упорно не желали вступать в беседу. Лееч по телефону сообщил, что ОКХГ реагирует так же: в группенштабе знали не больше моего и просили в срочном порядке передавать поступающие сведения. Назавтра ничего не изменилось, и я рассорился с Рейтером, который холодно заявил мне, что в обязанности АОК не входит информировать нас об операциях, не относящихся к зоне полномочий СС. Но слухи распространялись быстро, и офицеры их уже не пресекали; я несколько часов общался с шоферами, курьерами и младшими офицерами и, сопоставив факты, стал хорошо представлять себе всю опасность происходящего. Я перезвонил Леечу, тот уже был в курсе дела; однако по-прежнему ничего не было известно об ответном ударе вермахта. Румынские армии потерпели поражение на Дону, к западу от Сталинграда, и на юге, в Калмыцкой степи. Между тем красные нацеливались охватить 6-ю армию с тыла. Разобраться и понять, откуда у них взялся мощный резерв, у меня времени не было, ситуация развивалась стремительно. Чтобы не попасть в окружение, 6-й армии надо было немедленно отступать, но она не двигалась. Двадцать первого ноября фюрер, видимо потерявший терпение, назначил генерал-оберста фон Клейста фельдмаршалом и передал ему командование группой армий «А»; генерал-оберст фон Макензен занял место фон Клейста во главе 1-й танковой армии. Фон Гильса информировал меня об этом официально и намекнул, что положение у нас катастрофическое, похоже, он и впрямь совершенно пал духом. На другой день, в воскресенье, две советские дивизии соединились у Калача-на-Дону, взяв в тиски 6-ю и часть 4-й танковой армии. Все гудели: крушение, массовые потери, хаос; каждое более или менее определенное известие опровергало предыдущее. Наконец ближе к вечеру Рейтер пригласил меня к фон Гильсе, тот по карте продемонстрировал мне положение дел. «Решение не отводить 6-ю армию принято лично фюрером», — добавил он. Наши дивизии оказались в гигантском «котле», абсолютно отрезанными от остальных, но продолжали удерживать территорию от Сталинграда почти до самого Дона. Обстоятельства складывались не в нашу пользу, но паникеры сильно преувеличивали: потери немецких войск в живой силе и технике были не слишком велики и, самое главное, они сохраняли сплоченность; к тому же прошлогодний опыт Демянска убеждал, что в «котле» можно продержаться сколь угодно долго, получая обеспечение с воздуха. «Скоро начнется операция по деблокированию», — заверил фон Гильса. Утром на совещании у Биркампа высказывалась та же оптимистическая версия. Корсеман всех обнадежил: рейхсмаршал Геринг дал слово фюреру, что люфтваффе в состоянии снабжать 6-ю армию, генерал Паулюс прибыл в свой штаб в Гумраке, чтобы руководить действиями внутри «котла», а из Витебска вызвали генерал-фельдмаршала фон Манштейна, который займется формированием новой группы армий «Дон» и подготовит прорыв обороны противника. Последняя новость всех особенно обрадовала. После взятия Севастополя фон Манштейн считался лучшим стратегом вермахта, если кто и мог выправить ситуацию, так это именно он.