Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«К цесарю на отца с жалобами писал, да не посылал, а выбрав из того же, сказывал секретарю, что от чего он ушел и за чем ехать не хотел, и оных де писем нет нигде, а черные все сжег (Евфросинья же показала, якобы письма сожгла она. — Н. П.).
К архиереям из крепости не писывал.
О письмах к архиереям говорил не в такой образ, а именно говорил так, что оное подкинуть в Питербурхе на почту, как бы могло оное до них дойтить, а не саморучно б подать.
О видениях и об отце может быть, что такие слова говаривал.
В вольные городы отъезжать приговаривали Дубровский да Иван Афанасьев.
Письма сжечь велел».
Далее последовала очная ставка с любовницей, которую Алексей — при таких-то обстоятельствах! — впервые увидал после расставания:
«И в помянутых запорных словах дана ему с девкою Афросиньею очная ставка; а с очной ставки он, царевич, запирался ж. А девка его уличила и говорила то ж, что и написала. И он, царевич, того числа на те ж пункты, одумався, сказал:
К цесарю писал, как он ушел, а от чего и зачем возвратиться не хотел, а больше не упомнит. К архиереям из крепости конечно не писывал.
О Сенатах — как де еще они похотят — такие слова говаривал; а надежды де ни на кого не имеет и никого не таит. Царевне (Марии Алексеевне. — Н. П.) о побеге своем так, что хочу де я скрыться, говорил. А что в повинных о том не написал, и в том виноват…
О видениях и о курантах и об отце говаривал с слов Сибирского царевича…
Секретарю вицероя Неапольского сказывал те слова, от чего он ушел и для чего ехать не хотел.
А больше того не знает и никого не таит».
В тот же день, 12 мая, царевича подвергли новому допросу. К этому времени Тайная канцелярия полностью закончила Московский и первый Суздальский розыски и располагала достаточными уликами, чтобы обвинить царевича в том, что он в повинном письме утаил некоторые существенные детали, обнаруженные при допросах других колодников, «а об иных написал, да не все их обстоятельства». Царевичу было предложено ответить на небывалое количество вопросов — 19, составленных с учетом показаний Евфросиньи и других подследственных, как живых, так и казненных. В ответах Алексей Петрович либо отрицал свою вину, либо заявлял, что утаил те или иные факты «за беспамятством» (что в следственной практике Тайной канцелярии расценивалось как признание допрашиваемым своей вины), либо признавал, что сознательно скрывал компрометирующие его сведения с целью уклониться от ответственности или для того, чтобы не впутывать в следствие близких ему лиц.
Так, царевич по-прежнему настаивал, что письма к Сенату и архиереям он сочинил по принуждению, в то время как следствие выяснило, что они были написаны по собственной его инициативе.
Приведем некоторые другие важнейшие вопросы, интересовавшие следствие, и ответы царевича:
Вопрос: «О Дубровском, что он ведал о его побеге и бежать приговаривал, в повинной утаил же».
Ответ царевича: «Утаил с умыслу, потому что говаривали о том с ним наедине, и для того в повинной не написал».
Вопрос: «О Семене Нарышкине, что как с ним съехался в пути и говорил, чтоб побыть долго, в повинной утаил же».
«Не написал в повинной за беспамятством».
Вопрос: «О царевне Марии, что она ведала о его побеге, а он в повинной о том утаил, а после объявил, как с нею съехался в Либоу (Либаве. — Н. П.) и имели разговор, и в том об ней, что как он ей о своем побеге говорил, не написал же».
«Говаривал ей так: я де хочу скрыться. А что в повинной о том не написал и утаил, и в том виноват».
Вопрос: «Афанасьев показал: когда сердит бывал на Толстую и на других, обещал на кол и говаривал: „Я де плюну на всех; здорова б де была мне чернь“».
«Говаривал спьяна».
Вопрос: «О Питербурхе говаривал, что де недолго за нами будет».
«Говаривал со слов Сибирского царевича».
Вопрос: «Эварлаков: О побеге царевич сам ему сказывал в 715 году так: „Либо де уехал или б де жил в Киеве в Михайловском монастыре или б де в полону был, нежели здесь“. А в повинной о том не написано».
«Говорил, а в повинной не написал за беспамятством».
Вопрос: «Он же: Принимал лекарство, притворяя себе болезнь, когда случались походы, чтоб от того тем отбыть».
«Притворяя себе болезнь, лекарство нарочно, чтоб не быть, принимывал и в том виноват».
14 мая царевич подал собственноручное письмо отцу с новыми объяснениями. Спустя еще два дня, 16 мая, последовали очередной допрос и новые разъяснения Алексея.
Показания его во многом путаны и сбивчивы:
«В сенаторех я имел надежду таким образом, чтоб когда смерть отцу моему случилась в недорослых летех братних, то б чаял я быть управителем князю Меншикову, и то б было князю Якову Долгорукому и другим, с которыми нет согласия с князем, противно. И понеже он, князь Яков, и прочие со мною ласково обходились, то б, чаю, когда возвратился я в Россию, были б моей стороны…
А к тому были мне все друзья, и хотя б в прямые государи меня и не приняли все, для обещания и клятвы (а чаю, что и я, ради клятвы в отречении от наследства в первом письме, не принял короны), а в управители при брате всеконечно б все приняли до возраста братня, в котором б мог, буде Бог допустил, лет десять или больше быть, что и с короною не всякому случается; а потом бы, когда брат возрос, то бы я отстал, понеже бы и летами не молод был, и жил бы так, или пошел в монастырь; а может быть, чтоб до того и умер…
А когда был я в побеге, в то время был в Польше Боур с корпусом своим, также мне был друг, и когда б по смерти отца моего (которой чаял я быть вскоре от слышанья, что будто в тяжкую болезнь его была апелепсия, и того ради говорили, что у кого оная в летех случится, те недолго живут, и того ради думал, что и велико года на два продлится живот его), поехал из Цесарии в Польшу, а из Польши с Боуром в Украину, то б там князь Дмитрий (Голицын. — Н. П.) и архимандрит Печерский, который мне и ему отец духовный и друг… также и архиерей Киевский мне знаем, — то все б ко мне пристали… И так вся от Европы граница моя б была и все б меня приняли без великой противности, хотя не в прямые государи, а в правители всеконечно. А в главной армии Борис Петрович (Шереметев. — Н. П.) и прочие многие из офицеров мне друзья же.
А о простом народе от многих слыхал, что меня любят…
А при животе б батюшковом мне отнюдь не возвращаться иным образом, кроме того как ныне возвратился, то есть по присылке от него. И о сем и на мысли не было, для того, что ведаю, чтоб меня никто не принял».
Объяснения сына не удовлетворили Петра. В тот же день 16 мая царевичу были предъявлены новые допросные пункты отца, на которые он ответил собственноручно. Приведем его ответ лишь на один вопрос, касающийся его радости по поводу мнимого бунта в русских войсках, расквартированных в Мекленбурге (об этом следствию, напомним, было известно от Евфросиньи; о самом же бунте, выдавая желаемое за действительное, доносил в Вену резидент Плейер, за что позднее и поплатился: царское правительство добилось-таки его высылки из Петербурга):