— Вот и дождались, дьявол бы их побрал… Как бы нам сейчас второй Тунис не устроили…

— Не думаю, месье Жан.

— Почему, мон капитан?

— Во-первых, у нас все же численное преимущество. А во-вторых, дальность стрельбы новых пушек сравнима с австрийскими. Если не больше. Так что теперь коммодору Майеру не удастся безнаказанно стрелять, как возле Туниса. Либо ему придется войти в зону действия нашей артиллерии, либо это будет перестрелка с большой дистанции с большим количеством промахов. Посмотрим, что он выберет.

— Но ведь мы потратили много боеприпасов в бою с венецианцами.

— Думаю, на австрияков хватит. Тем более, я обратил внимание на одну деталь. Наши старые дульнозарядные пушки на линейных кораблях не стреляли вообще — расстояние было слишком велико. Поэтому, если удастся подойти поближе к австриякам, то им не поздоровится. Ведь в бою всякое может случиться. Собьют кому-нибудь из австрияков мачты — и все! Он уже никуда не уйдет.

— Ладно, поглядим, чем это закончится…

Между тем, противники шли пересекающимися курсами. «Валькирия» уже присоединилась к своим. «Шахин» тоже отошла в сторону, чтобы не оказаться на линии огня. Кемаль-паша был готов дать бой, и шел вперед, сохраняя курс и скорость. И вскоре загремели выстрелы. Первыми открыли огонь австрийцы, не став подходить близко. Очевидно, коммодор Вильгельм фон Майер знал о наличии новой артиллерии у турок. Как знал и о том, что она совсем недавно натворила. Поэтому не стал рисковать. Турецкие корабли ответили. И сразу же стало ясно, что былое преимущество в огневой мощи, на которое понадеялись австрийцы, уже утрачено.

Австрийские снаряды упали возле турецкого флагманского линейного корабля «Перваз Бахри», но попаданий пока не было. Ответный огонь турецких кораблей тоже не отличался точностью, однако снаряды падали в воду очень близко к цели. Какое-то время безрезультатная перестрелка продолжалась, и вот первое попадание! Турецкий снаряд угодил в борт австрийского фрегата, идущего вторым в ордере. Причем взрыв произошел довольно близко к воде, что вызвало сильную течь. Фрегат тут же увалился под ветер и вышел из линии баталии с постоянно увеличивающимся креном. Отметили еще два попадания в австрийские корабли, хотя и без таких катастрофических последствий. Но и австрийцы не дремали. В линейный корабль «Мелеки Бахри» угодило с небольшим интервалом сразу три снаряда, причем один разорвался в районе ватерлинии возле форштевня. Корабль сразу же стал зарываться носом в воду. Один снаряд угодил в борт «Себки Бахри» в районе носа, но близко к палубе, поэтому корабль остался на плаву, продолжая вести огонь. Перестрелка продолжалась, но стало сказываться численное преимущество турок. Их огонь был более интенсивным, и хоть попаданий пока не было, море вокруг австрийских кораблей было покрыто фонтанами от падений снарядов. И тут одному турецкому канониру повезло. Выпущенный им снаряд угодил прямиком в крюйт-камеру австрийского фрегата, который тут же взлетел на воздух. Это стало переломным моментом в сражении. Австрийцы стали разворачиваться по ветру и выходить из боя. Но на отходе турки добились еще одного удачного попадания. Снаряд, выпущенный уже вдогонку, угодил под корму противнику и сделал большую пробоину, через которую сразу же хлынула вода. Австрийский фрегат тут же стал оседать кормой и заваливаться на борт. На этом бой закончился. Расстояние было уже слишком большим, и дальнейшая стрельба являлась бы бесполезной тратой боеприпасов. В результате этого боя турецкая эскадра потеряла линейный корабль «Мелеки Бахри». «Себки Бахри» получил снаряд в борт, но остался на плаву, и была надежда, что он все же доползет до Дираша. Остальные турецкие корабли серьезных повреждений не получили, и они сводились в основном к повреждению рангоута и такелажа. Австрийцы же лишились трех вымпелов из восьми, и их прежнее господство на море оказалось под вопросом. По крайней мере, турецкий флот получил реальную возможность дать эффективный отпор противнику. А это значило, что война в Адриатике вступила в новую фазу.

Проводив взглядом удаляющиеся австрийские корабли, и слушая радостные голоса вокруг, Иван не торопился делиться своими догадками. Почему коммодор Майер появился о ч е н ь вовремя? Как раз тогда, когда от венецианского флота остались одни воспоминания, а турецкий еще толком не отошел от недавнего боя? Такое впечатление, что он находился неподалеку и ж д а л, чтобы вмешаться. Не раньше, но и не позже. Но каким образом он узнал о том, что п о р а?! И как точно вышел в нужное место? Разумное объяснение лишь одно — от «Валькирии». Допустим, «Валькирия» следовала по пятам за венецианцами, зная их предполагаемый курс, поскольку скорость венецианцев была ограничена «обозом». И быстроходная бригантина могла не бояться потерять союзников, время от времени выглядывая из-за горизонта, чтобы уточнить их местоположение. Но вот каким образом «Валькирия» передавала информацию Майеру? Всякие химерические проекты вроде голубиной почты Иван отмел сразу. Такое возможно, и то с большой натяжкой, если информацию надо передать в Триест, или какой-то другой город. Ведь голубь летит в конкретное место, куда он приучен лететь, а флагман австрийской эскадры таковым не является, поскольку постоянно перемещается в пространстве. Никаких других кораблей поблизости обнаружено не было. Поэтому, если не брать в расчет телепатию, божественное озарение и прочие труднообъяснимые вещи, то остается… радио… Неужели, австрияки по подсказкам Майера смогли сделать радиостанции?! Хотя бы простой искровой передатчик и приемник?! И хотя бы в количество всего двух штук — для «Валькирии», и для флагмана? Как ни странно, но такое вполне может быть. Если знать, как и из чего делать. А Майер, надо полагать, знает. И что теперь? Скорее всего, дальность действия этих простейших радиостанций невелика. Но даже если она составляет не более двух-трех десятков миль, то и этого хватит, чтобы поддерживать связь между разведчиком и главными силами, находящимися за горизонтом. Что и говорить, неприятный сюрприз… И ведь не скажешь никому. Иначе, сразу возникнет очень много глупых вопросов, на которые опасно отвечать…

На обратном пути погода испортилась. Зимняя Адриатика наконец-то показала свой крутой нрав. Когда до Дираша оставалось порядка сорока миль, налетел шторм. Легкую «Шахин», имевшую малую осадку, швыряло на волнах, как щепку. Хорошо, хоть ветер был попутный. А ночью, когда ветер еще больше усилился, не выдержала грот-мачта, треснув у самой палубы. То ли сказались прежние повреждения, полученные в бою с «Кирлангич» в самом начале средиземноморской эпопеи, когда «Шахин» еще была «Марией Магдалиной», то ли просто пришло ее время. Как бы то ни было, но мачта рухнула, и пришлось от нее срочно избавляться, обрубая такелаж. Хорошо, хоть не придавило никого. Синяки и ссадины не в счет. Утром показался албанский берег и минареты Дираша. Сильно потрепанная, лишившаяся грот-мачты, «Шахин» все же доползла до родной гавани, и встала на якорь. Здесь уже стояли «Кирлангич», «Айша», «Хамидие» и «Меджидие». Остальных пока не было. Шторм разметал эскадру, и кто сможет вернуться домой, ведомо лишь Аллаху.

Первым приказом, отданным Иваном после постановки на якорь, было «Команде отдыхать!». Он прекрасно понимал, что люди вымотались в борьбе со стихией. А вот Давута пригласил к себе в каюту. Назрел важный разговор, откладывать который и дальше было нельзя. Когда за ними закрылась дверь, удивил янычара вопросом.