Он готов убить ее! Как только он найдет способ вытащить ее из этого проклятого зала, он готов прикончить ее собственными руками. Они договорились, что леди Уистлдаун останется в прошлом и ни один из них не будет вмешиваться в ход событий. Этого не должно было случиться. Она напрашивается на беду. На катастрофу.

– Невероятно! – воскликнула Элоиза, поймав газетный листок, витавший в воздухе. – Просто потрясающе. Спорим, она вернулась, чтобы отметить ваше обручение.

– Как это мило с ее стороны, – процедил Колин.

Пенелопа ничего не сказала, только ужасно побледнела.

– О небеса!

Колин повернулся к сестре, увлеченно читавшей заметку.

– Дайте-ка мне одну из этих бумажек, Бриджертон! – приказала леди Данбери, ткнув его тростью в ногу. – Полагаю, этот выпуск заслуживает внимания, раз уж она решила напечатать его в субботу.

Колин нагнулся и, подняв с пола два газетных листка, вручил один леди Данбери, а другой пробежал глазами, хотя и был уверен, что в точности знает, что там написано.

Нет ничего, что я презирала бы больше, чем привычку джентльменов снисходительно похлопывать дам но руке, приговаривая: «Женщина всегда вправе передумать», И поскольку я убеждена, что слова не должны расходиться с делом, я всегда старалась быть последовательной и честной в своих решениях и поступках.

Вот почему, любезный читатель, я нисколько не лукавила, когда писала о завершении своей деятельности 19 апреля. Однако в силу событий, от меня не зависящих (и вопреки моему желанию), я вынуждена взяться за перо еще один, последний раз.

Леди и джентльмены, позвольте заверить вас, что автор этих строк не леди Крессида Тумбли. Она не более чем ловкая самозванка, и мое сердце разобьется, если подобная особа присвоит себе мои многолетние труды.

«Светские новости от леди Уистлдаун», 21 апреля 1824 года

– Это лучшее, что мне приходилось читать, – злорадно прошептала Элоиза. – Наверное, я очень плохая, но я никогда прежде не испытывала такой радости от разоблачения другого человека.

– Чушь! – отрезала леди Данбери. – Я уверена, что я не плохая, но я в полном восторге от этого.

Колин не проронил ни слова. Он уже не доверял своему голосу. Он не доверял самому себе.

– Где Крессида? – спросила Элоиза, оглядываясь по сторонам. – Кто-нибудь видел ее? Клянусь, она уже сбежала. На ее месте я бы умерла от стыда.

– Вы никогда не окажетесь на ее месте, – сказала леди Данбери. – Для этого вы слишком порядочны.

– Признаться, – весело продолжила Элоиза, – ей можно даже посочувствовать.

– Вы шутите? – сказала графиня.

– Ну если только совсем чуть-чуть.

Колин молча стоял рядом, стирая зубы в порошок.

– И я сохраню свою тысячу фунтов! – хмыкнула леди Данбери.

– Пенелопа! – воскликнула Элоиза, поддев, ее локтем. – Ты не сказала ни слова. Разве это не чудо?

Пенелопа кивнула.

– Даже, не верится.

Хватка Колина на ее руке усилилась.

– Сюда идет твой брат, – шепнула она.

Он оглянулся. К ним направлялся Энтони в сопровождении жены и матери.

– Похоже, им не до нас, – заметил Энтони, остановившись рядом с Колином, Затем поочередно кивнул его собеседницам: – Элоиза, Пенелопа, леди Данбери..

– Сомневаюсь, что кто-нибудь, станет слушать Энтони в этой суматохе, – сказала, леди Бриджертон, оглядываясь по сторонам. Газетные листки все еще витали в воздухе и усыпали пол. Голоса, сливались в гул, непрекращающийся и надоедливый, и Колину казалось, что его череп вот-вот взорвется.

Он должен выбраться отсюда. Сейчас же. По крайней мере, как можно скорее.

Голова его раскалывалась, он ощущал внутренний жар, похожий на лихорадку. С той лишь разницей, что это была не лихорадка, а умопомрачительная ярость, вызванная предательством единственного человека, В; преданности которого он был уверен.

Это было странно. Он знал, что у Пенелопы есть тайна, что именно она потеряет больше всех, если эта тайна раскроется.

Умом Колин понимал, что это ее личное дело, однако сей факт нисколько не умалял его гнева. Они теперь одна команда, и она должна, считаться с ним.

Пенелопа не имела права ставить себя в подобное положение, не посоветовавшись с ним. Он ее муж, пусть даже будущий, и его долг защищать, ее, хочет она того, или нет.

– Колин? – обратилась к нему мать. – С тобой все в порядке? Ты как-то странно выглядишь.

– Делай объявление, – сказал он, повернувшись к Энтони. – Пенелопа неважно себя чувствует, и мне нужно отвезти ведомой.

– Тебе нехорошо? – удивилась. Элоиза, уставившись на Пенелопу. – Что случилось? Ты ничего не говорила.

К чести Пенелопы, она сумела довольно правдоподобно ответить:

– Боюсь, у меня побаливает голова.

– Да-да, Энтони, – сказала леди Бриджертон, – ступай и сделай объявление, чтобы Колин и Пенелопа могли исполнить свой танец. Она никак не может уйти до этого.

Энтони согласно кивнул и, жестом пригласив Колина и Пенелопу следовать за ним, направился к небольшому помосту, где размещался оркестр. Трубач подал громкий сигнал, призывая собравшихся к молчанию. Все притихли, возможно, решив, что предстоящее объявление будет касаться леди Уистлдаун.

– Леди и джентльмены, – громко объявил Энтони, приняв бокал с шампанским из рук лакея. – Я понимаю, что вы все заинтригованы неожиданным вмешательством леди Уистлдаун в наше торжество, но я хотел бы напомнить вам о цели сегодняшнего собрания.

Этот момент должен был стать кульминацией вечера, бесстрастно думал Колин. Вечера триумфа Пенелопы, когда она засияла бы новыми красками, чтобы все поняли, насколько она очаровательна и умна.

Этот вечер должен был продемонстрировать всем искренность его намерений, чтобы каждый убедился, что он, Колин, выбрал ее из всех остальных. И что не менее важно, что она выбрала его.

А вместо этого он думает лишь о том, чтобы схватить ее за плечи и трясти, пока не лишится сил. Она все испортила. Она подвергла опасности их будущее.

– Как глава семьи Бриджертонов, – продолжил Энтони, – я испытываю огромную радость каждый раз, когда кто-то из моих сестер или братьев находит себе жениха или невесту. – Он улыбнулся, кивнув в сторону Дафны и Саймона.

Колин посмотрел на Пенелопу. Она стояла очень прямо и неподвижно в своем платье из льдисто-голубого атласа. Она не улыбалась, что, должно быть, выглядело довольно странно для сотен гостей, смотревших на нее. Но возможно, они отнесли это на счет волнения. В конце концов, она не привыкла к такому вниманию.

Однако если бы кто-нибудь стоял так близко к ней, как Колин, он заметил бы панику в ее глазах, бурно вздымающуюся грудь и участившееся дыхание.