— Я слышаль криком… Потом один женщин бежаль, еще. Я в бачка коробка толькаль. Не видель. Крика толька. Стука так, — дворник глухо ткнул кулаком в свою ладонь.

— Я пошла смотрель — а эта шла в машин. Быстра. И голову рукой держаль.

— К какой машине он шел? — спросил Епифанов.

— Ну хватит!.. Довольно! — выкрикнул Стрижов, скидывая дубленку. — Я «шеель». Я! Я!.. «у-шель». Но я не убивал!

Он сел в кресло — прямой, с расползающимися диатезными пятнами по щекам.

— Спасибо, господин Гулямов, — поблагодарил Алексей Алексеевич дворника, и оперативник увел его из квартиры.

— Прошу, Стрижов, продолжайте. Имейте уж мужество рассказать все правдиво до конца.

— А нельзя было обойтись без балагана? Без этого сборища? Почему меня ни разу не вызвали в кабинет следователя, ни разу как следует не поговорили?

— Неужели?! — встрепенулся Влад. — Ой ли, милейший вы мой кандидат наук? И в институте беседа вышла у нас содержательной, и у дверей квартиры Марины Архиповой, вашей аспирантки. Разве нет? Только вот следствию это не помогло.

— Мразь развратная… — прошипел со своего места Сверчков.

— От серийного убийцы слышу! — выпалил в его сторону историк.

— А вам недостаточно было смерти тещи, Мячикова и вашей племянницы, чтобы самому бежать к следователю? Во всю свою молодецкую прыть?! — Похоже, у Загорайло накопился приличный запас потаенного раздражения к Стрижову. — И как вы только не боялись за свою драгоценную жизнь?

— А он умный! — прозвенело вдруг сопрано Шатовой. — Ему очевиден был план Сверчкова валить вину за убийства на ненавистного зятя. Тестю нужен был живой Стрижов! Которого можно подставлять, ловко конструируя подозрения, — Люша рубанула ручонкой, и девять пар глаз с напряженным вниманием замерли в ожидании откровений эфемерной, но на удивление здравомыслящей сыщицы. И она начала рассуждать.

— Олег пришел на сеанс ясновидения — его обвинил Валентин Михайлов, он выбежал — и вот, пожалуйста, убил Мячикова. Подпоив. Непонятно только, как он его вычислил? Никогда не видя? Спрашивал у каждого прохожего — не чародей ли тот? Я прекрасно помню, как вслед за Стрижовым из квартиры выскользнул Сверчков. Якобы не в силах терпеть больше бредовой трагикомедии. Но теперь-то я, зная блестящую реакцию Анатолия Сергеевича и его феноменальную скрытность, убеждена, что он в секунду принял решение разделаться с опасным экстрасенсом, который ведь и впрямь что-то увидел. А ну как расскажет кому о своих видениях? Стремительный уход Стрижова оказался кстати. Пока все мы сочувствовали Валентину Владимировичу на кухне, убийца, надев куртку, вынул из этого бара, — Люша указала на дверцу в буфете, — бутылку коньяка. Потом прихватил из кабинета «Ударную волну» — нож, который продемонстрировал нам товарищ оперуполномоченный, и, спрятав зловещий «инвентарь», простите за образность, поплакался мне, поглощенной истерикой Михайлова, на невозможность дальнейшего нахождения в квартире. Подпоить Мячикова было нетрудно. Впрочем, бутылку он мог передать и через какого-нибудь прохожего, сунув студенту или местному маргиналу купюру в руку. Уверена, что догнать несчастного пьяницу оказалось совсем нетрудно. Район он не знал, в растерянности топтался или спрашивал дорогу к метро. А может, вообще сидел на ближайшей лавочке. Это вы нам все позже расскажете подробно, Сверчков Анатолий Сергеевич, — сардонически улыбнулась убийце Шатова. — Ход с проколотым колесом Стрижова и его приездом в Переделкинский гараж за запаской, что будто бы являлось прикрытием настоящей цели — отравить тестя-свидетеля, был идеален по исполнению. Сверчков, колесо прокалывали у института? Или у дома Стрижова? Под покровом ночи? Впрочем, это детали для последующего уточнения. — Люша перевела дух и откинулась на мягкую спинку дивана.

Она полностью успокоилась и шпарила обличения, как по нотам. Епифанов, забыв о насморке, с открытым ртом, развернувшись к Шатовой всем корпусом, любовался этой решительной женщиной. И, если уж быть откровенным до конца, съехав взглядом на идеальные икры и щиколотки «коллеги», унесся на миг в область юношеских прогулок тет-а-тет под звездным небом. Впрочем, мысли эти он резко укротил, сосредоточившись на объяснениях Юлии Гавриловны.

— Приняв незначительную дозу настойки аконитина и капнув ее в баночку с «Пуэром», наш герой и вправду серьезно занедужил. До смерти отравиться не боялись? Сердце-то вон, пошаливает, — продолжала наседать на подозреваемого разоблачительница.

— Да не пошаливает, а останавливается по прихоти вашего гестаповца, отобравшего у меня нитроглицерин, — прохрипел и впрямь побелевший Сверчков.

— Сергей Георгиевич опасается, как бы вы вновь не воспользовались ядом, — пояснила Шатова.

— Ой, да есть у меня нитроглицерин! Сейчас, — Карзанова встала с кресла и быстро вышла из комнаты. Хлопнула входная дверь.

— Подождите… Толя, ты сам себя отравил, чтобы… подумали на Олега? — Анна Михайлова, растерянно поеживаясь, вытянула руку в сторону Сверчкова. Она все никак не могла взять в толк, что происходящее с ее близкими — реальность.

— Да, Аня! Я тоже чувствую себя персонажем фильма о маньяках. Толя, мы тронемся сейчас! Что ты молчишь?! — Валентин обратился к зятю, будто схватился за надломленную соломинку. Анатолий Сергеевич лишь болезненно поморщился, опустив глаза.

Карзанова принесла пузырек с лекарством и передала его Быстрову — сама не могла подойти к соседу. Даже смотреть на него не могла.

— Да, особый эпизод — использование яда аконитина. Владислав Евгеньевич, это уже ваша прерогатива! — «дирижер» Епифанов указал вступить Загорайло.

— Ну что же, господа присяжные заседатели! — оперативник, встав с дивана, со всем почтением, чуть склонив голову, обозрел присутствующих. — В случае с этим коварным веществом, которому наука пока не нашла антидота, убийца обошелся изуверски, призвав всю свою фантазию, будто взращенную на изучении криминального жанра. Но прежде чем изложить суть, я бы хотел задать вопрос Валентину Владимировичу. Скажите, господин Михайлов, кто ухаживал за вашим отцом, умиравшим от рака в переделкинском доме, кто следил за приемом лекарств, в том числе настойки аконита?

— У Толи всегда был размеренный, постоянный график работы — он и следил за папой больше других. Иначе было невозможно. Но и Вика, и я, и Галя помогали.

— Помогали они. Бездушное, порочное семейство! Да вы только и заглядывали к Владимиру Алексеевичу, чтоб удостовериться — не помер ли уж он, наконец?! — сделал выпад в сторону Валентина Сверчков.

— Я бы хотела уйти, — негромко сказала Шатовой Анна.

— Нет! Никто никуда не уйдет и больше ничего комментировать не будет. Продолжайте, Владислав Евгеньевич, — властно распорядился Епифанов.

— Более к вопросам я не прибегну. Здесь важен был единственный момент — знал ли Сверчков о существовании яда и его свойствах. Да, как видим, знал. Аконит помогает в некоторых случаях купировать раковую опухоль и даже исцелиться совсем. Но пять миллилитров настойки — это смертельная доза. Несчастной Алене хватило и меньшего количества, не так ли, Анатолий Сергеевич?