в плену. Оказывается, в плену! Босой и без оружия. Да, в плену.

Мокрая яма глубиной в два роста. Небо в крупную арматурную клеточку — солнце всходит и заходит, а в душе погано. Раз в сутки морды в масках-шапочках спускали на веревочке паек — тюря, слаботеплый чай. Ничего не изменилось за полтора века со времен «Кавказского пленника». (Чего ж ты, классик долбаный, на старости лет в непротивленческий маразм впал?! Был ведь воякой не из последних — против той же напасти! Что изменилось?! Ничего…)

Токмарев трезво рассудил: тривиальный аманат. Морды запросят выкуп и долго будут судиться-рядиться с ближайшими родственниками: миллион! нет, десять! двадцать пять!

Опять двадцать пять!.. Нетрезво они, морды, запрашивают. И один миллион, одну десятую миллиона ($! не рублей же!) Наталья вряд ли наскребет, даже если всю сеть «Одессея» сдаст по сходной цене. (Вот ведь… ближе Натальи родственника и не осталось! Вот ведь…) И вряд ли она, учитывая их с Артемом… м-м… сложности, вообще станет жертвовать будущим ради прошлого.

Иллюзии развеялись на третий день (судя по угрюмому солнцу в клеточку — всходит-заходит, всходит-заходит, всходит-заходит, на третий…) В ямку к Токмареву заглянула морда без маски-шапочки. Знакомая!

Мы с вами где-то встречались?

А то!

Къура Даккашев! Вот к кому занесла нелегкая.

И понял Токмарев, что его не выпустят. То есть выкуп, если таковой будет уплОчен, примут. И — не выпустят. (Проговор ихнего впоследствии псевдозаконно избранного Максудова: «Чеченцы могут взять деньги. Но их нельзя купить». Кидала!)

Не выпустят… После августовской «течки» под угрозой токмаревского спецсредства Къура слил всю возможную и невозможную информацию о «шмель»-группе, о гнездовьях снайперов-кузоватиках…

Нынче Даккашеву отмщенье, и он воздаст. И не столько в природной мстительности загвоздка, сколько в желаемом Къурой забвении того, что случилось. Не случилось!

(Эх, задним крепким токмаревским умом: озвучить бы тогда же, после третьей командировки, роль доблестного Къуры в успехе горстки обороняющих правительственный комплекс!

Никто не спрашивал…

Или все кряквы по осени на Юг улетели?

Или оперативные соображения свыше: умолчим, потом попользуем?

Или?

Третье предательское «или» Токмарев гнал взашей, но… Никто не спрашивал…)

И вот… Он снова здесь. Он собран весь. Он ждет последнего сигнала. Сигнала «к бою!».

Къура Даккашев не пристрелил августовского дознавателя-капитана сразу.

А зря!

Сколь ни гомони о суверенитете, сколь ни провозглашай единственно верным слово Мухамеда, пророка Его… Но киношные (российские!) стереотипы довлеют: «Тебя как, сразу прикончить? Или желаешь помучиться? Лучше, конечно, помучиться».

Любой дурак считает, что на чужих ошибках он вполне научился и наверняка их не совершит. Вот дурак!

Сначала Къура приказал своим «неграм» вбить полуметровый штырь в стену саманного домика — наполовину, идьет! не по шляпку! Потом сам водрузил на тот штырь цепь с шипастым ошейником. Потом уел многозначительным взглядом бывшего истязателя, ныне истязаемого:

— Понял, да? Понял, что сейчас будет?

— Не! Не понял! — откровенно заявил извлеченный из ямы Токмарев, стоя под прицелом дюжины боевиков, стерегущих каждое движение. И… не позеленел, не побледнел, не раскололся вдребезги, подобно августовскому «языку». Изнутри, правда, глодал инстинкт самосохранения. Но не разбился, а рассмеялся. Так вот в чем радость!..

Спонтанный безудержный хохот — истерика?

Где-то так. Но мотивированно.

Момент истины, ха-ха! Пришла пора — хоть выяснится, чем он так перепугал Даккашева почти полгода назад. Унять неуместное веселье — выше сил. Никак!

— Смеется, да? — глумливо поискал Къура понимания у «ястребков». — Совсем не понимает, урус!

— Совсем! Смеется… — поддакнули понимающе, но с долей непонимания: объясни, командир. — Совсем глупый!

— Он не глу-у-упый! Он думает, что сильный! Спецназ! Его учили! Долго учили!.. Тогда так!

Даккашев изобразил, что передумал. В действительности, похоже, смутно представлял, как применить «спецсредство», чтобы стало мучительно больно и ме-едленно-ме-едленно… Впору капитана привлекать! Дескать, помнишь, урус, как ты меня в Грозном?! Напомни, запамятовал…

— Тогда так!.. Алхаст! Канташ! Селим! Бехо! Юнус!

Излюбленное развлечение Къуры Даккашева:

Пятеро против одного. Покажи, урус-спецназ, что умеешь!

Умел-то Артем многое…

«Сначала научись падать, потом тебе покажут, как ронять других».

Давно научился. И показали:

В московском зале ЦСКА у шихана Колчина — свой курс. Уровень Юрия Колчина, ЮК, президента Российской федерации боевых искусств, — из приготовишек творит чемпионов мира, бьющих основателей-японцев на их же токийском татами. До чемпиона мира Токмарев не дотянул, но и не тянулся (иные задачи у ПЛЕСИД ГУИТУ). А вот благоприобретенная рафинированная техника вкупе со спарринговой практикой — да.

На учебной базе в Красноярске — курс, адаптированный к реальным боевым условиям. Инструктор Хижняк, прапор, — ему никогда не придется стоять на татами в свете прожекторов, бегать по потолку и шлифовать ката. Но начинал службу Отечеству прапор Хижняк в неуточненной Африке (в Анголе?) — с легендарным Деламаром по субтропикам рыскал, головенки недружественным чернокожим сворачивал.

Будучи еще в тюремном спецназе (тот самый ПЛЕСИД, расшифровке не подлежит, СИД — служба исправделами, а что за ПЛЕ?..), Токмарев испытал на практике — хорошую школу ему преподали, хорошую!

…Однако здесь, на площади (вернее, лужайке), по щиколотку в глинистом месиве, против пятерых откормленных амбалов, кое-что умеющих и жаждущих тренинга…

Плюс — контузия не способствует координации движений.

Плюс — трехдневная тюря с чаем не прибавила сил, отняла.

Плюс — «ястребки»-болельщики, расположившиеся в круг… Стоит так называемым спарринг-партнерам оттеснить Токмарева к «канатам ринга», тут же получит прикладом в спину, а то и штык-ножом кольнут: э! урус! не видишь, мы здесь сидим-смотрим! не мешай! иди на середину! И так — до предсказуемого исхода, до летального…

Но — варианты?

Нету.

Отказаться? Делайте со мной что хотите, но воевать на потеху не буду! И сделают — забьют окончательно и бесповоротно. Аналогичный случай произошел с покойным Талгатом, пиратом ХХ века, — три (два?) религиозных придурка отправили его в потусторонний лучший из миров, увеча каратэшную звезду экрана в домашних условиях, приговаривая «непротивление злу насилием, поал! непротивление злу насилием!». Чего проще — драться с тем, кто не ударит… Талгат поал. То было последнее, что он поал. Лучше бы не поал…

Токмарев… не поал. Если продажа жизни неизбежна, то — подороже. Согласился. Куда денешься?! Не ударить в грязь лицом. А ударить (и чем чувствительней, тем…) по пятерым бандюкам, мнящим себя Боло Янгами как минимум. Комплекция у них у всех (Алхаст! Канташ! Селим! Бехо! Юнус!) соответствует тайваньскому обильномясому сэнсею, но… ввяжемся в драку, а там посмотрим. Одного (двух? трех? всех, блиннн!) Токмарев ухайдакает. Скромный вклад в миротворческий процесс, воплощенный в жизнь (в смерть!) дуэтом Максудов — Пелядь. Вот благодаря ему, процессу, капитан питерского