— Вайолет, — осторожно повторил он, — мне было бы очень жаль, если бы тебя смыло за борт.

Она на миг прикрыла глаза. И снова он вспомнил их первый разговор.

Вайолет подумала о цветке жасмина. Она знала: он собирает воспоминания о ней.

Так же как она собирала воспоминания о нем.

Он коротко и грустно рассмеялся. В этом смехе слышалась боль.

Казалось, в каюте их слова еще отдаются эхом. Безобидные на вид, но полные глубокого смысла.

Вайолет промолчала. Флинт взял промокшее одеяло и обвязал его вокруг талии. Он сел на кровать и какая жалость — поспешно снял брюки без излишней демонстрации обнаженного тела, потом прошел к шкафу и вытащил оттуда чистые брюки и рубашку. Однако у него не хватило смелости одеться перед Вайолет.

Он отвернулся с одеждой в руках. Казалось, он ждал, когда она что-нибудь скажет или предпримет.

Вайолет была по-прежнему встревожена. Она застегнула плащ, собрала свою промокшую измятую одежду и опустила глаза.

— Мои туфли упали в море.

Флинт не улыбнулся при мысли о том, что и ее могло смыть за борт.

Вайолет глубоко опустила руки в карманы плаща, который так пах Флинтом, что казалось — это он обнимает ее. Сердце было готово вырваться из груди.

— Вайолет, это… — он помедлил, хотя они оба знали, о чем речь: «это» — их бурное, неистовое состязание, — должно закончиться.

Она издала слабый звук, как будто он резко вынул занозу из раны.

— Ты сама прекрасно понимаешь, — настойчиво повторил он.

Вайолет вздохнула. Ее снова накрыла волна, и на миг она ощутила совершенную растерянность.

Она могла бы снова обвинить Флинта в трусости, если бы к опустошению не примешивалось чувство облегчения.

Конечно, он был прав. Они оба знали, что «это» может закончиться лишь предательством, потому что, когда речь зайдет о Лайоне Редмонде, один из них обязательно предаст. Вайолет уже стояла на грани гибели, и их с Флинтом планы совершенно не совпадали.

Зачем продолжать то, что все равно закончится плохо? Вайолет не могла даже представить другого финала. Достаточно приключений.

И все же у нее никак не хватало духу заговорить.

Да и у Флинта был не особенно веселый вид.

— Конечно, — наконец произнесла она, удивившись своему голосу. Он звучал слабо, но уверенно. Казалось, он шел из-под воды. — Конечно, это должно закончиться. Мы будем держаться друг от друга подальше.

Вайолет взглянула на Флинта в поисках одобрения.

Он слабо кивнул, соглашаясь.

— Да, подальше.

После этого они расстались, и Вайолет снова отправилась в свою каюту. По пути ей в голову внезапно пришла мысль: Лайон тоже попал в шторм, но она вспомнила о нем только сейчас.

В следующие несколько дней они почти не виделись. Погода улучшилась, после свирепого шторма было пасмурно. По небу по-прежнему бежали тяжелые свинцовые, набухшие от дождя тучи. Беспрестанно плескались серые волны.

И как всегда, настроение Вайолет было под стать погоде, словно природа смеялась над ней. Только мысли о встрече с Лайоном спасали ее от меланхолии. Она надеялась узнать правду в Ла-Рошели.

По крайней мере, дул ветер. Они быстро приближались к городу.

В день, когда солнечный свет, наконец, пробился сквозь толщу облаков, они прошли узкий пролив Антиош и встали в гавани на якорь. Вайолет, графа и Лавея спустили в шлюпку, матросы сели на весла и направились к берегу.

И, конечно же, они увидели «Оливию». Грациозное, быстрое, красивое судно покачивалось у пристани. Оно манило их своей тайной.

На берегу Лавей и два матроса отправились разузнать, какие корабли и с каким грузом находятся в порту, чтобы попытаться достать ещё припасов.

Наемный экипаж повез графа с Вайолет по древним булыжным мостовым Ла-Рошель, видевшим гугенотов и тамплиеров, к бюро «Хейман и Литлмонт» на улице Эглиз.

Во время короткой поездки Вайолет и граф обменивались вежливыми, сухими, ничего не значащими фразами.

Усталый тощий англичанин в очках, по виду почти ничем не отличающийся от обычного клерка: синий пиджак с медными пуговицами, — представился мистером Литлмонтом и проводил их в гостиную, обставленную крепкой старинной английской мебелью. Он позвонил и попросил принести чаю. Горничная внесла изящный чайник, разрисованный цветами.

Вайолет растерянно смотрела на розовые цветы и фарфор. Он казался реликвией из далекого мира, ее мира. Она не была дома чуть меньше двух недель, якобы отправившись на праздник к лорду и леди Перегрин.

Время, проведенное с графом, совсем не походило на праздник.

Вайолет бросила в чашку четыре кусочка сахара — наконец-то она могла себе это позволить.

Сахар медленно, очень по-английски растворился.

Она заметила, что граф не назвал свой новый титул. Несомненно, он преследовал какую-то цель, представился просто капитаном Флинтом. Скорее всего, он решил, что мистер Литлмонт будет чувствовать себя раскованнее в обществе капитана, нежели человека, знакомого с королем Англии.

— Насколько я понял, вы торговец. Возможно, вы хотите вложить свой капитал, капитан Флинт? с надеждой осведомился мистер Литлмонт. — Если да, то, похоже, вы любите риск, и я не стану скрывать, что еще примерно год назад дела в нашей компании шли совсем не плохо, но потом нас стали преследовать неудачи. Пираты опустошили нашу казну. Капитаны больше не хотят сотрудничать с нами. Возможно, ваша смелость вдохновит других.

Граф откашлялся.

— Да, но мистер Мазгроув из Бреста и месье Фонтен из Гавра предложили переговорить с вами о работе и возможностях вложения капитала, и я полностью им доверяю.

— …как доверял и капитан Морхарт, — невинно заметила Вайолет. — Правда, капитан Флинт?

Судя по тому, как напряглась его спина, как дрогнули пальцы, обхватившие чашку, замечание Вайолет рассердило его. В руке Флинта чашка выглядела необычайно маленькой. Он мог бы с легкостью раздавить ее.

Вайолет должна была это сказать. Она не желала замалчивать тот факт, что его бесценный капитан Морхарт мог оказаться в числе вкладчиков, которых они начали подозревать в неслыханных преступлениях: в перевозке рабов. Ради себя и Лайона Вайолет должна была верить, что ее братом двигало нечто большее, чем просто жажда наживы и разрушения.

Литлмонт ничего не заметил и просиял.

— Конечно, и капитан Морхарт тоже. Он был прекрасным человеком.

Кровь медленно отлила от лица графа. Он опустил глаза и сидел совершенно неподвижно, смирившись с нанесенным ударом.

«Боже, мне так жаль, Флинт».