Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот теперь я смотрела, как он расправляет постель, словно персонаж из комического скетча об обсессивно-компульсивном расстройстве. О чем говорит этот ритуал? В голову приходило только, что какая-то жуткая детская травма заставила его требовать абсолютного порядка от своей кровати. Я хотела задать вопрос, но его глаза уже отяжелели от сонливости. Он выглядел таким юным с этим одеялом, подоткнутым вокруг плеч! Мне на миг почудилось, что я должна подать ему стакан молока и печенье.
Секс получился странным. Мы пришли к нему домой после ужина в его любимом тайском ресторане, держась за руки. Дома Брэндон поставил Шаде. Повел меня в темную спальню, где мы впервые поцеловались на его постели. Спокойное озеро в животе пошло легкой рябью, когда он сначала снял с себя рубашку, потом стянул с меня блузку. Когда одежды не осталось, он сел на край кровати и надел презерватив. Подобрался ко мне и оседлал мои бедра. Прелюдия получилась короче, чем я ожидала или хотела, но у него не было девушки с тех пор, как он пятнадцать лет назад окончил медицинскую школу. Я не винила его за торопливость и не была готова протестовать.
Вместо стандартной миссионерской позы, на которую я рассчитывала, Брэндон подсунул правую ладонь под мое левое плечо и одним быстрым движением перевернул меня. Перед глазами все погрузилось в черноту, когда я ткнулась лицом в подушку. Не успела я поднять голову и хоть что-то сказать, как он вздернул кверху мои бедра и вошел. Его движения были быстрыми и бесстрастными, хоть и не сказать, что неприятными. Я не смогла отключиться: так меня удивило и слегка повеселило то, что человек настолько пуританского, настолько явно республиканского склада увлекается сексом по-собачьи.
Но я не хотела, чтобы мое лицо было вдавлено в подушку. Я хотела видеть Брэндона, слышать музыку, свободно дышать.
Слова, которые могли заставить его вернуть меня обратно: Стой. Подожди. Остановись. Мне так не нравится! – не желали сходить с языка.
Пока я лежала и пыталась придумать, как буду рассказывать группе об этом переворачивании, пальцы Брэндона пробрались между моих ног, и мой разум опустел, когда удовольствие покатилось по мне, быстрое и горячее. Спина выгнулась дугой, а потом мое лицо врезалось в подушку с глухим «бух». Когда я перекатилась на спину, чтобы посмотреть на Брэндона, он уже просовывал руки в рукава пижамы.
Тело словно скрутилось и въехало в мозг, как рулонная штора, и все телесные ощущения поглотили мысли: Что это еще за фокусы с пижамой? Мне понравилось? И куда делась Шаде?
И вот эта: Что случилось с моим голосом?
С того момента, когда мы вошли в спальню, воцарилось полное молчание. Ни стонов, ни тяжелого дыхания, ни охов, ни ахов. Никаких разговоров – ни «что тебе нравится?», ни «как это ощущается?» Все было аккуратно и упорядочено, точь-в-точь как стопка старомодных пижам, лежащая в его безупречном бельевом шкафу.
Пока Брэндон спал, я заново проигрывала всю сцену: от «перевернутого» секса до больничных уголков постели. Вот как-то не возбуждало меня это все. Он не был злобным, невнимательным или отключенным. Я поставила ему диагноз – фобия секса лицом к лицу и психоз с фиксацией на постельном белье. Но у каждого из нас есть какой-никакой багаж. Я могла принести все суждения, комплексы, страхи, самообманы и чувства, касавшиеся того, что только что произошло, в группу. Там мне помогут разобраться.
* * *
– Ты встречаешься с Доктором Перевертышем, – пошутил Лорн, – но лучше он, чем Рид.
Макс не знал, как трактовать эту заморочку с постельным бельем – то ли как милое чудачество, то ли как показатель, что он ригиден и неподатлив.
– Возможно, тебе придется подвести его к терапии, – предположил Макс.
Я сказала, что терапию мы пока не обсуждали, и Макс недоуменно поднял брови.
– Я ничего не скрывала, просто как-то речь не заходила, – пояснила я.
– Ты ждешь, пока он сам спросит тебя, ходишь ли ты в группу трижды в неделю? – усмехнулся Макс.
Правило состояло в том, чтобы рассказывать обо всем доктору Розену и группе, а не в том, чтобы рассказывать потенциальному возлюбленному всю подноготную моей терапии.
– Я не уверена, что он мне нравится. Мое тело на него не особенно реагирует.
– Оргазм у тебя был? – спросил Лорн.
– Да.
Доктор Розен сиял, как полная луна, висящая в безоблачном небе.
* * *
В мой тридцать четвертый день рождения Брэндон стоял в кухне у меня дома, пока я собирала сумку для ночевки у него. Мы всегда проводили ночь в его пентхаусе с видом на Военно-морской пирс, потому что в нем были удобная импортная мебель, стереосистема с объемным звучанием и, разумеется, его пижамы.
– Кто это? – Брэндон указал на фотографию на моем холодильнике, все поверхности которого были облеплены фотографиями, поильниками с забега на 15 км и корешками от билетов. Из десятков лиц, на которых можно было задержать взгляд, он выбрал как раз то, которое я не хотела обсуждать. Неужели нам действительно придется сделать это в мой день рождения?
– Это мой… – я замешкалась.
Он вопросительно наклонил голову – ну? – не отрывая пальца от фотографии.
– Мой наставник.
Брэндон наклонился ближе и принялся рассматривать фото.
– Правда?
Это была сделанная крупным планом фотография лица доктора Розена со свадьбы Кэтрин, как раз перед тем, как я познакомила его с Алексом.
– В каком плане наставник?
Я не хотела рассказывать Брэндону о докторе Розене, потому что понятия не имела, что он думает о психиатрическом лечении. Когда пару недель назад я сказала ему, что хожу на 12-шаговую программу в связи с расстройством пищевого поведения, он скорчил рожу и сказал: «Не понимаю, зачем тебе нужны все эти люди и почему невозможно остановиться, когда ты сыта».
– Ну, на самом деле… – да пошло все к черту! – …он мой психотерапевт.
Брэндон сунулся к фотографии еще ближе и наградил ее тяжелым пристальным взглядом.
– Психотерапевт? Как ты раздобыла эту фотографию?
– На свадьбе. Двое его пациентов заключили брак друг с другом… а я дружу с невестой.
Тень тревоги мелькнула в глазах Брэндона.
– Двое пациентов поженились между собой? Как? Разминулись в приемной и влюбились с первого взгляда?
Я пересказала правила группы и пояснила, что доктор Розен не запрещает общение вне сеансов. Губы Брэндона сжались в жесткую линию. Он принялся расхаживать по кухне и заваливать меня вопросами: как работает группа, откуда берутся мои одногруппники, как все устроено. Я заверила его, что это похоже на обычную терапию, просто народу больше, чем двое. Он пожелал знать, говорила ли я когда-нибудь о нем, и когда я кивнула, сунул руки в карманы. Казалось, температура в кухне резко упала на несколько градусов.