Потому ничего не отвечаю на злобное виляние бедрами и ругательный скулеж ( надо же, какие слова знает, а еще благородная…), наклоняюсь и кусаю, от души, с наслаждением, чуть выше красного следа от ладони.

Принцесса визжит, дергается, но я тут же провожу широко языком по укусу, жмурясь от сладости и удовольствия.

И она замирает подо мной, дрожащая и напуганная, дышит тяжело, сопит.

А я не могу остановиться.

Надо бы ее еще раз куснуть, наказать дрянь такую, за все мои мысли панические, за шок и ужас, что пережил по ее вине… Но кожа, белая, алебастровая, настолько сладка, что захлебываюсь слюной, не в силах остановиться, облизываю все доступные мне округлости, рыча что-то предупреждающее, чтоб не дергалась.

Принцесса, все больше и больше дрожа, подламывает локти и падает грудью вперед, совсем удобно распластываясь и открывая нежную-нежную розовую сердцевинку между ног…

— Ужас… Ужас… Гад ты какой… Во-о-о-олк… — в голос стонет она, и я отрываюсь на мгновение, чтоб накинуть на комнату дополнительный полог тишины. Судя по реакции, сегодня у нас будет громко.

— Что это было, Принцесса? — шепчу, пока полностью, слегка нервно и резковато, сдергиваю с нее нижнее белье вместе с чулками и попутно раздеваясь сам, — ты меня чуть не убила, ты знаешь?

— Единый… Заткнись… Зверь… Ненавижу…

— Ага, — рычу возбужденно, видя, насколько мокрая она внизу, — вижу! Хорошее чувство — ненависть, да, Принцесса? Будем ненавидеть друг друга с удовольствием…

— Единый…

— Нет, Принцесса… Здесь только я, — с этими словами я резко вхожу в гостеприимное тело, и Лари выгибает от остроты, так же, как меня — от тесноты. Она настолько возбуждена, что тут же принимается сокращаться, и я словно в тиски попадаю, сладкие, бархатные, безумно вкусные!

Лари дрожит, бьется подо мной, сходя с ума и крича все громче на каждый мой толчок, а я не могу оторвать взгляда от узкой талии, переходящей плавно в шикарные бедра. От своего члена, мокрого, напряженного, с силой вбивающегося в влажную податливую плоть, от пульсирующего колечка мышц выше…

Именно там я принимаюсь наглаживать, щедро распределяя влагу, которой так много от нас обоих сейчас.

А сам внимательно наблюдаю за ее реакцией.

Принцесса дрожит и кричит от удовольствия, похоже, у нее нескончаемый пик сейчас. Так бывает у очень восприимчивых, чувственных женщин, а моя Лари именно из таких. Повезло, да! Самому сложно удержаться от финала, но мысль попробовать еще один, довольно экзотический способ получения удовольствия с ней, захватывает.

У нас это не слишком-то распространено, хотя в первый раз я такое попробовал именно во дворце Ежи… Какие там, среди благородных дамочек, шкуры попадались, просто нечто невероятное…

Сильно сомневаюсь, что на Севере, родине моей Принцессы, про этот вид плотского наслаждения знают… Хотя, они там вообще ненормальные, раз Лари до встречи со мной умудрилась ни разу ни с кем не лечь в постель. Слепые и тупые, судя по ее женишку-недоноску. А вот юге, в благословенном Султанате, говорят, это в порядке вещей… Знают там толк в чувственных удовольствиях, девочек с юных лет учат… Если Ежи выберет себе жену-южанку, то ему, по крайней мере, в кровати не придется жалеть об этом…

Принцесса моя сейчас сильно занята судорожным, сладким стискиванием меня внутри себя, а потому мало внимания обращает на посторонние вещи… И мои, уже вообще не случайные касания.

Провожу еще раз, и еще, чуть погружаю палец, мягко, аккуратно разрабатывая под себя ее тело. И с удивлением понимаю, что она меня и там сжимает! И так же ритмично! Это нельзя упускать! Пока она на пике удовольствия, пока не понимает, что просиходит…

Выхожу, Принцесса только выдыхает жалобно, но я утешаю нежными касаниями спереди, там, где есть одно очень чувствительное местечко, от прикосновения к которому она еще сильнее выгибается, мурчит, практически, словно кошечка. И раскрывается.

Настолько, что проникаю туда, куда хотел, без особого напряжения и протеста.

Правда, где-то на середине, Лари понимает, что что-то не так, тихо ахает и пытается вырваться опять, но я придерживаю против необдуманных действий и одновременно утешаю все активнее, растирая нежное средоточие.

— Нет… Ты что… Волк… Зверь… Нет… Это…

— Почему “нет”, — тяну ее на себя, одним толчком заходя до упора и ощущая, как кружится голова от бешеной тесноты и наслаждения, Лари вскрикивает, ломко прогибается в пояснице, — почему? — Чуть выхожу и опять погружаюсь… И Принцесса стонет, жалобно сведя черные брови и прикусив губу, — тебе же нравится? Да? — вопрос закрепляю очередным мягким покачиванием, от которого, тем не менее, перехватываает дух. И у нее, кажется, тоже.

— Это… Это неправильно… — бессильно стонет она, поневоле подаваясь назад, побуждая ускориться, брать ее все сильнее и жестче.

— Все, что нравится двоим в постели, правильно, — наставительно шепчу ей в розовое от возбуждения и стыда ушко, — а тебе ведь нравится.

— Нет… Нет… — словно в забытьи, шепчет Лари, но ее тело говорит об обратном.

И то, как начинает ее опять трясти в очередном приступе наслаждения, тоже указывает на ложь.

— Врушка высокородная, — рычу я, не дожидаясь финала ее удовольствия, резко отпускаю, и Лари, не удержавшись, снова падает вниз, бессильно выставляя перед собой ломкие руки. Подняться она уже не может, потому что я усиливаю напор, и ее догоняет очередной спазм любовного безумия.

А я, сам умирая от наслаждения, отпуская себя окончательно, только и успеваю подумать, что очень предусмотрительно накинул полог тишины на комнату…

Иногда я все же соображаю неплохо.

Для разнообразия.

Глава 49

Глава 49

— Ну, и что это было? — спрашиваю я, едва Лари удается отдышаться.

Правда, перед этим доламываю оставшиеся ножки на ее кровати, и теперь мы лежим практически на полу, на матрасе.

Лари, утомленная, все еще явно плохо соображающая, вяло гладит шерсть на моей груди, но дышит уже размеренно. И краснота, всегда появляющаяся у нее на щеках во время наших постельных игр, постепенно сходит на нет.

Я прикидываю время, оставшееся нам до утра, задумчиво осматриваю до сих пор одетую в скромное платье студентки принцессу. Учитывая, что белья под юбкой, моими