Барон де Каньябрава устремился навстречу гостю. В просторной комнате, на выложенном бело-красной плиткой полу, стояла мебель из черного дерева и плетеные венские стулья, столики с керосиновыми лампами и альбомами, поставцы с хрусталем и фарфором; на стенах висели под стеклом распластанные на черном бархате бабочки и акварельные ландшафты. Барон осведомился о здоровье гостя, и оба обменялись приличествующими случаю любезностями, но фазендейро играл в эту игру несравненно лучше, чем полковник. Смеркалось; за окнами виднелись каменные колонны парадного крыльца, пруд, а за аллеей, обсаженной тамариндами и величественными пальмами, тянулись бараки сензала, где раньше жили рабы, а теперь-пеоны. Себастьяна и помогавшая ей служанка в клетчатом переднике расставляли на скатерти чайнички для заварки, чашки, пирожные и печенье. Баронесса объясняла доктору, журналисту и капитану Кастро, что все материалы для постройки дома приходилось привозить в Калумби издалека, а барон, показывая полковнику гербарий, говорил о том, как с юности мечтал посвятить себя науке и провести жизнь в лабораториях, однако человек предполагает, а бог располагает: ему пришлось заняться тем, к чему у него не было ни малейшей склонности, – сельским хозяйством, дипломатией и политикой. А полковник? Всегда ли он хотел стать военным? Морейра Сезар ответил, что эта стезя влекла его с тех самых пор, как он себя помнит, а может быть, и со дня рождения-там, в штате Сан-Пауло, в маленьком городке Пиндамоньян-габа. Близорукий репортер отошел от кружка баронессы и теперь, нарушая правила хорошего тона, стоял рядом с собеседниками, слушая их разговор.

– Я был немало удивлен, увидав этого молодого человека с вами, – улыбнулся барон. – Он поведал вам, что раньше служил в моей газете? В те времена он был пламенным поклонником Виктора Гюго и мечтал сделаться драматургом, а о журналистике отзывался очень сурово.

– Как и сейчас, – раздался неприятный голос репортера.

– Чистейшая ложь! – воскликнул барон. – На самом деле злословие, бесчестие, клевета, удар из-за угла-вот истинное ваше призвание. Он был моим протеже, но не успел перейти в газету наших противников, как мигом сделался самым суровым из моих недоброжелателей. Остерегайтесь его, полковник, – это опасный человек.

Подслеповатый репортер сиял, как будто его превозносили до небес.

– Все интеллигенты опасны, – заметил Морейра Сезар. – Все они слабохарактерны, безвольны, чувствительны и ловко прикрывают высокими идеями самые низменные цели. Государство не может без них обойтись, но их следует держать в узде, как непокорных жеребцов.

Репортер расхохотался так звонко, что баронесса, доктор и Олимпио де Кастро повернулись в его сторону. Себастьяна разливала чай. Барон взял полковника под руку и подвел его к шкафчику.

– У меня для вас сюрприз. Таков обычай у нас в сертанах: гостю полагается подарок на память о пребывании под нашим кровом. – Он достал запыленную бутылку коньяка и, чуть прижмурив глаз, указал на этикетку:-Я знаю, вы хотели бы, чтоб в нашей стране Европой и не пахло, но, надеюсь, на коньяк ваша ненависть не распространяется?

Они сели за стол. Баронесса подала полковнику его чашку и положила два кусочка сахару.

– На вооружении у моего полка-французские ружья, германские орудия, – произнес Морейра Сезар так серьезно, что застольная болтовня оборвалась. – У меня нет причин ненавидеть Европу, а коньяк-и подавно. Но я не пью, и потому не стоит делать такой подарок человеку, который лишен возможности оценить его по достоинству.

– Возьмите его хотя бы в память о нашем знакомстве, – сказала баронесса.

– А ненавижу я местных феодалов и английских торгашей, которые хотят, чтобы Вайя вечно пребывала в первобытном состоянии, – продолжал полковник ледяным тоном. – Я ненавижу тех, кому сахар дороже, чем народ Бразилии.

Баронесса продолжала невозмутимо угощать гостей. Но с лица хозяина улыбка исчезла.

– А позвольте спросить: что интересует североамериканских коммерсантов, которых на юге принимают с распростертыми объятьями, – народ Бразилии или бразильский кофе? – осведомился он с прежней любезностью.

Полковник не замедлил с ответом:

– Они принесли с собой машины, технику и деньги-все то, в чем нуждается Бразилия, чтобы следовать по пути прогресса. Потому что прогресс-это промышленность, труд и капитал. Североамериканские штаты доказали это со всей очевидностью. – Он поморгал и добавил: – Рабовладельцам, барон, этого никогда не понять.

Вслед за этими словами воцарилась полная тишина: слышно было только, как позвякивают ложечки в чашках и звучно прихлебывает чай подслеповатый репортер: казалось, он полощет себе горло.

– Между тем рабство отменил император, а не Республика, – со смехом, словно бы в шутку напомнила баронесса, предлагая своему соседу печенье. – Кстати, знаете ли вы, что мой муж отпустил своих рабов на волю за пять лет до указа?

– Нет, не знаю, – ответил полковник. – Похвально.

Он натянуто улыбнулся и отпил глоток. Напряжение и неловкость чувствовались так явно, что не помогали ни улыбки баронессы, ни внезапный интерес доктора Соузы Феррейры к коллекции бабочек, ни анекдот капитана Кастро об одном столичном адвокате, убитом женой. Атмосфера сгустилась еще больше после того, как Соуза Феррейра вежливо заметил:

– Здешние помещики, опасаясь поджогов, бегут со своих земель. А вы подаете превосходный пример, вернувшись в Калумби.

– Я вернулся, чтобы предоставить фазенду в распоряжение 7-го полка, – ответил барон. – Очень жаль, что моей помощью не воспользовались.

– Кто бы мог подумать, что война совсем близко, – пробормотал полковник. – Здесь так тихо и спокойно. Мятежники не тронули Калумби. Вам повезло, барон.

– Не судите по первому впечатлению, – не теряя самообладания, возразил тот. – Многие здешние семьи ушли в Канудос. Пахота сократилась вдвое. А кроме того, Канудос ведь тоже принадлежит мне. Так что бедствие меня не обошло, а ущерб, который я понес, крупнее, чем у кого-нибудь еще.

Барон ничем не выдавал ярость, вспыхнувшую в нем после слов полковника, зато лицо Эстелы исказилось от негодования.

– Я надеюсь, вы не принимаете всерьез вздорные слухи о том, что мой муж по доброй воле отдал Канудос мятежникам? – спросила она.

Полковник, не отвечая, сделал еще глоток.

– Ах, вот как, – протянул барон. – Вы и в самом деле поверили клевете? Поверили, что я помогаю этим полоумным фанатикам, грабителям и поджигателям?

Морейра Сезар поставил чашку на стол. Он окинул барона ледяным взглядом и быстро провел кончиком языка по губам.

– Эти полоумные стреляют в солдат разрывными пулями, – отчеканил он, словно опасаясь, что кто-нибудь не сможет его расслышать. – Эти поджигатели снабжены самыми современными ружьями. Эти грабители получают помощь от агентов британской короны. Кто, кроме монархистов, может поддерживать заговор против Республики?